Трое с десятой тысячи
Шрифт:
Но что-то всё-таки произошло. Вздрогнула лента проходящего через центр зала транспортёра.
Алик вспоминает первый вопрос, который только что задавал сам себе, и тут же, не размышляя, не колеблясь, молча и упрямо ступает на разгоняющийся транспортёр. Здесь он широко расставляет ноги и сгибает их в коленях. Лента дрожит под ногами от скорости. Только б не упасть! Транспортёр сразу набрал такую скорость, которая разрешается лишь на открытых местах.
А даже если упасть? Все равно у любого транспортёра есть аварийные лапы, которыми он хватает и поддерживает теряющего равновесие человека. У любого нормального транспортёра…
Алик стоял, наклонясь вперёд, упираясь ладонями в бедра, вглядываясь в мелькающие передним картины и ежесекундно готовый к прыжку. Лицо сосредоточенно. Ничего более. Между тем когда он вдруг открыл рот и начал кричать, голос его, вопреки этому спокойному и сосредоточенному выражению лица, звучал как голос смертельно напуганного мальчишки.
— Спасите! — крикнул Алик. — На помощь! Спасите!
Потом он чуть выждал — и снова:
— Спасите! На помощь! Спаси-ите!
В обычных условиях подобные вопли должны были бы вызвать тревогу на всём Разведчике и тотчас привлечь внимание всего живого и всего автоматического. Но на сей раз ничего подобного не случилось. Транспортёр продолжал мчаться через туннели, залы, машинные отделения и каюты.
Три минуты спустя Алик хлопнул себя по лбу: до него дошло, что он попал в замкнутый круг. Лента попросту крутилась по кольцу. Вот просторный, светлый лабораторный зал, большие шары микроскопов. Потом двухцветный туннель. Потом несколько небольших кают, снова туннель, два затемнения, широкий, разветвляющийся коридор, и снова зал с микроскопами, двухцветный туннель, несколько кают, туннель, затемнения, коридор, и снова зал, микроскопы, туннель, каюты, туннель, затемнения, коридор…
— Спасите! На помощь! — ещё раз заорал Алик отчаянным голосом, сохраняя абсолютное спокойствие на лице. — Спасите! — и, не дождавшись никакого ответа, прошептал: — Ну, тогда… прыгаем!
Он переступил на край ленты. Прыгать можно только в двух местах — в зале с микроскопами и в широком коридоре, во всех других местах слишком тесно, можно попросту врезаться лбом в стенку. При всей эластичности здешних стен вряд ли это будет особенно приятно.
Он решил ещё разок «проехаться», чтобы лучше приготовиться к прыжку. Он уже знал на память: зал, туннель, каюты… коридор!
Внезапно он решил: прыгаю в коридор. По ту сторону его он заметил что-то явно движущееся, какое-то зеленоватое мелькание; конечно, это лента второго транспортёра. Он увидел ленту и прыгнул. Уже на лету он быстро соображал: «Второй идёт вверх, выберусь на поверхность… А если он идёт в противоположную сторону… Что тогда?»
К счастью, он не успел довообразить, что «тогда». Во-первых, он уже прыгнул. Во-вторых, представлять себе это малоприятное зрелище вообще не пришлось — второй транспортёр шёл в ту же сторону. Это помогло Алику удержаться на ногах. Мгновение спустя он даже прихлопнул руками от восторга — лента явно лезла вверх. Он даже закричал: «Ура!», потому что внезапно все вокруг посветлело, лента вылетела на поверхность, описала широкую дугу в пальмовой рощице, промчалась мимо высокого, почти африканского бархана, снова нырнула в туннель и начала замедлять ход. Здесь! Алик легко прыгает с транспортёра и оказывается лицом
Он делает ещё шаг вперёд и осторожно касается пальцами закрытой стены. Достаточно: ведь Разведчик отлично помнит не только голоса, но и отпечатки пальцев. Призывы о помощи не помогли. Может, удастся воздействовать прикосновением?
Алик вздрогнул от радости — стена чуть заметно шевельнулась. Она ещё не открывается, но чувствуется её доброе намерение, её искреннее, хоть, неизвестно почему, неимоверно тяжкое усилие.
Алик упирается обеими руками в то место, где проходит шов, его лицо постепенно расплывается в торжествующей улыбке: стена, хоть и неравномерно, скачками, но отчётливо поддаётся нажиму.
И наконец, затаив дыхание Алик стоит у открытого входа в Зал. Этот вход расположен как раз напротив того, которым они прежде прошли сюда. Тот, второй, вход тоже открыт настежь. Более того, дверь там оттиснута в паз огромной алюминиевой балкой, словно кто-то посторонний, не уверенный в покорности Разведчика, хотел обеспечить себе свободный вход и выход.
Алик молча смотрит в Зал. Он перестаёт улыбаться. Но на его лице нет и гнева. Оно просто становится печальным.
Аликины губы чуть-чуть приоткрываются, вот-вот прозвучит приказ, но в эту минуту откуда-то издалека, из глубины противоположного коридора, раздаётся страшный крик Иона. Это крик без слов, но Алик почувствовал, что вся кровь его отливает от сердца: в крике Иона слышится настоящая мука.
Услышав этот крик, кто-то тревожно метнулся в глубине Центрального Зала. Этот кто-то, видимо, находился здесь уже долгое время: он успел размонтировать одну из стен, открыть спрятанную в ней огромную сетку одного из мозговых центров Разведчика, испещрённую неисчислимым множеством узлов, и подключить к ней какую-то группу кристаллов. Что он делал? Исправлял или ломал?
Этот кто-то, услышав крик Иона, сначала судорожно дёрнулся, как человек, оглушённый смертельным страхом, потом вскочил и бросился в открытый проход, в ту сторону, откуда донёсся крик. По его движениям, по выражению глаз и лица можно было сделать лишь один вывод: он изо всех сил торопился на помощь Иону.
Это был Робик.
Мчась огромными скачками, Робик исчез в глубине противоположного коридора.
Алик кинулся к размонтированной стене и одним рывком оторвал от сетки группу блокирующих кристаллов. В ту же секунду в зал влетела Алька.
— Разведчик, приказ! — пронзительно закричала она. — Отменяются полномочия робота-хранителя!
— Принято, — тотчас откликнулся чистый и ясный голос Разведчика.
— Разведчик! — кричит Алька. — Не уничтожать робота. Разрешается только изолировать его.
Разведчик медлит мгновение, потом повторяет с явным сожалением:
— Не уничтожать. Принято.
По коридору поспешно вкатываются стандартные агрегаты ремонтных роботов — небольшие шары, снабжённые множеством различнейших механических конечностей. Два шара подкатываются к сетке и приступают к монтажу снятого Робиком куска стены. Два других стремительно уничтожают блокировку дверей, молниеносно разрезав толстенную паралюминиевую балку на десять частей.
Алик и Алька молча смотрят друг на друга, потом быстро обнимаются. Глаза у них счастливые. В это время вбегает Ион. Он чудовищно бледен.