Трое с площади Карронад
Шрифт:
Баллон!!
Завтра будет хохотать вся школа…
И все было зря: белая дорога, изнуряющий страх…
И нелепая ссора с Тимом!
Славка всхлипнул и кинулся к двери, проскочил мимо отлетевшей Любки и побежал вдоль стены. Сначала быстро — так, что горячий ветер забивал горло. Потом тише: стало колоть в боках. Но все равно бежал. По улице, по белой дороге…
Потом не хватило дыхания, и Славка перешел на шаг. Ветер мохнатыми ладонями гладил мокрое лицо. Славка наконец подумал: зачем было убегать?
Еще хуже будет.
И портфель с Артемкой остался там…
Вернуться?
Нет, вернуться он не мог. Он только пошел потише.
И может быть, от ровного шага ровнее стали мысли.
Что он нервы распустил? Разве плохо, что снаряд оказался баллоном? Наоборот. Иначе кто знает, был бы сейчас на свете Славка Семибратов или не был?
Портфель, конечно, отдадут Любке…
Любка раззвонит про эту историю? Пусть. Славка не виноват, что снаряд не настоящий. А если найдутся дураки, которые будут смеяться, — их дело. Пускай хоть весь свет смеется. Разве это сейчас главное? Главное — Тим!
Лишь бы Тим не ушел!
Какой-то переулок вывел Славку к бухте. Правее базы. Славка подскочил к воде, разогнал ладонями нефтяную пленку, которая приплыла от стоявшего неподалеку танкера. Плеснул соленой водой в лицо. Вытерся подолом, заправил рубашку. Быстро зашагал к базе.
Тим не ушел. Он сидел у ворот на старом перевернутом ялике. Он поднялся навстречу Славке.
— Тим! — поспешно сказал Славка. — Это был не снаряд! Это газовый баллон… Мне мичман сказал… Тим, ты что?
Тим протянул Славке его учебники, связанные обрывком фала. Не глядя. Потом повернулся и пошел.
— Тим… — сдавленно сказал Славка.
Тим не остановился.
Славка пошел следом. Тим не оглядывался.
— Тимсель… — позвал Славка. Это было как пароль. Как сигнал о помощи.
Тим замедлил шаги. Не обернувшись, он сказал негромко:
— Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…
Никогда не забуду…
Дома Славка сразу лег на диван. Лицом к стене. Он не удивился, что его не зовут обедать. Не удивился, что баба Вера — печальная и растерянная. Не удивился тяжелому молчанию в доме. Все так и должно было быть в этот черный день.
Сначала Славка ни о чем не думал. Он очень долго лежал, сцепив зубы, а в голове, как замкнутая в кольцо кинолента, крутилось воспоминание: белая дорога, Любка, мичман, баллон, Тим, последние слова Тима. И снова: дорога… баллон… Тим… И опять.
«Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…»
Но почему?!
«Тим, почему? Я же тебя не бросил, не обманул… Ну, пусть я виноват, но я же не хотел… А ты сразу — как насмерть!»
И вдруг появилась ясная мысль. Такая простая и легкая, что Славка сразу сел. Он даже улыбнулся и кулаком себя стукнул по лбу.
Тим просто не понял, вот в чем дело! Он
Ну а если не поймет?
Ладно… Тогда Славка скажет: «Тим, я дурак был с этим своим капитанством. Я просто потерял голову. Не прогоняй меня, Тим, прости».
И Тим простит. Не может он поставить на Славке крест. Они одной крови — Славка и Тим…
Славка вскочил. Если бегом — он увидит Тима через пятнадцать минут!
Он качнулся к двери, и в эту секунду вошла мама.
У мамы были сжаты губы. Она коротко глянула на Славку, обвела глазами комнату и сухо спросила:
— Где твой портфель?
— Что? — растерянно сказал Славка.
— Меня интересует, где твой портфель. Почему ты принес учебники, связанные веревкой?
Она смотрела мимо Славки. Лицо у нее было напряженным и холодным.
«Все уже знает, — со страхом подумал Славка. — Любка разнюхала адрес и притащила портфель». Стало ясно, что несчастья не кончились.
— Ну, что ты молчишь?
А что было говорить? Самое глупое дело — давать ответы, которые известны заранее.
Мама посмотрела на Славку слегка удивленно:
— Ты объяснишь наконец?
— Он остался у военных, — пробормотал Славка.
— У каких военных? Что ты там делал?
— Ну… что ты меня мучаешь? — вырвалось у Славки. — Ты же сама знаешь! Любка же рассказала!
— Любка? — удивилась мама. — Я не знаю никакой Любки. В чем дело?
Значит, Любки не было? Как по-идиотски он влип!
— Вячеслав! — сказала мама. — Я хочу немедленно знать, что произошло. Имей в виду, что мы договаривались: никогда не врать.
Врать он и не мог. Промолчать — другое дело. Но молчать уже было нельзя. Славка, глядя в пол, прошептал:
— Я отнес военным… одну штуку. Газовый баллон.
— Зачем? Что за баллон?
— Мы с Тимом его на свалке нашли…
— Ну и что?
— Мы его у ребят отобрали…
— Ну и что, я спрашиваю!
— Ну и… отнес.
— За-чем?
Тянуть было бессмысленно. Славка был измотан, он не мог сопротивляться. Он поднял глаза и проговорил:
— Я думал, что это снаряд.
Он не увидел на мамином лице ни страха, ни гнева. Мама, кажется, даже обрадовалась. Все так же сухо, но со скрытым облегчением она сказала:
— Очень хорошо. Иди поешь, а потом поможешь уложить чемоданы. Мы уедем сегодня.
— Мамочка… — шепотом сказал Славка. — Мама, ты со мной что хочешь… Только не это…
Потом крикнул:
— Не надо!
Он вцепился в маму. Сам того не сознавая, он кричал слова, которые кричат дети, оказавшись в тисках жестокости и боли. Да он и был сейчас маленьким мальчиком, изнемогавшим от боли и отчаяния: