Трое шведских горных мужчин
Шрифт:
Это задумывалось как шутка, но он вытирает рот рукой и снова ругается.
— Ты действительно чувствуешь себя лучше?
Я киваю.
— В значительной степени я вернулась к нормальной жизни.
— В значительной степени?
— Я чувствую некоторую слабость. Но в остальном я в порядке.
Он вздыхает.
— Тогда сядь прямо.
Я подчиняюсь, позволяя ему отстегнуть меня от смирительной рубашки. Он оставляет одеяла завернутыми вокруг меня. Я смотрю на себя сверху вниз.
— Ты раздел меня.
— Мокрая
— Я не голодна.
— Тебе нужна энергия, чтобы согреться. Ешь.
Я так и делаю. Я разламываю плитку шоколада на кусочки и запихиваю ее в рот.
— Можно мне немного воды? — бормочу я.
Он протягивает мне банку, и я жадно высасываю ее, пристально наблюдая за ним. Он забился в угол палатки, сгорбившись. Время от времени волна дрожи сотрясает его тело, и он сильно стискивает зубы, пока они не прекращаются. Я думаю, он пытается скрыть это, но он отмораживает себе яйца.
— Давай поделимся. — Я приподнимаю край своего одеяла. — Здесь достаточно места для двоих.
Он качает головой.
— Тебе следует снова завернуться. Температура может снова упасть.
Для того, кто тратит так много времени, называя меня тупицей, он довольно тупой.
— Ты же знаешь, что это пойдет мне на пользу, — пытаюсь я. — Делиться теплом тела и все такое. Я думаю, что одеяло с подогревом вышло из строя.
Он вздыхает.
— Мне придется снять одежду, — предупреждает он. — Или это испортит изоляцию.
— Я надеялась, что ты это сделаешь.
Он свирепо смотрит на меня, быстро снимая пальто, затем слои свитеров и термокостюмов под ним. Я окидываю взглядом его обнаженный торс, упиваясь видом его крепкого пресса и толстых, мускулистых рук.
— Также ты всегда можешь снять штаны, — подбадриваю я, мой взгляд скользит к его боксерам. Я думала, члены должны сжиматься, когда холодно. Но кажется член Коула бросил вызов законам физики. — Я была бы не против.
Он игнорирует мое откровенное приглашение, проскальзывает под одеяло и раскрывает объятия.
— Вот, — хрипло говорит он. Я послушно прижимаюсь к нему, и он притягивает меня ближе, его грудь прижимается к моей спине. Я чувствую, как его вздох облегчения скользит по моим волосам, когда он немного расслабляется.
— Мне очень жаль, — говорит он после нескольких ударов сердца. — Что я был таким мудаком по отношению к тебе.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думала, я назову тебя идиоткой за это? За то, что тебе было страшно и больно? — Его голос мрачен. — Должно быть, я действительно дерьмово относился к тебе.
— Просто следую шаблону, — бормочу я.
Он качает головой.
— Я был слишком суров к тебе с тех пор, как мы встретились. Я должен был больше доверять тебе. Мне очень жаль.
Я делаю вдох.
—
Он напрягается.
— Что?
— Ребята рассказали мне о ней. — Я делаю паузу. — И о Рикарде.
— Они ничто, — выплевывает он. — Они не имеют значения.
Я поворачиваюсь так, чтобы мы были лицом друг к другу. Мои груди прижимаются к его мускулистой груди. Он закрывает глаза, когда выпуклость в его боксерах трется у меня между ног.
— Это неправда, — тихо говорю я. — Ты можешь сказать мне.
— Похоже, ты уже знаешь эту историю.
— Не от тебя. Я полагаю, ты лучший человек, который может рассказать об этом. — Он ничего не говорит, и я поднимаю бровь. — У тебя есть дела поважнее?
Он рычит. Я чувствую звук, грохочущий в его груди, и прижимаюсь еще ближе. Он автоматически обнимает меня крепче и вздыхает.
— Рассказывать… особо нечего. Когда мы встретили Джоанну, она словно околдовала нас всех. Было очень дерьмово, когда она обручилась с Ривеном, но я не мог злиться на него за то, что он хотел остепениться с ней. Я бы так и сделал, если бы она попросила меня вместо него. — Он сглатывает. — Но когда она рассказала мне о ребенке… все изменилось.
— Ты любил его.
— Я был отцом, какое-то время. Или я думал, что был. — Он сжимает мою руку. — Самая трудная часть, это была не потеря женщины, которую я любил, это даже не потеря ребенка, это была потеря… — он умолкает.
— Семьи, — тихо говорю я. — Какое-то время у тебя была семья. — Действительно странная, где мама его малыша была замужем за его лучшим другом, но все равно семья.
Он ничего не говорит.
— Это нормально расстраиваться, — говорю я ему, поднимая лицо, чтобы посмотреть на него. — Жестоко, что ее у тебя отняли.
Он пожимает широкими плечами.
— Что есть, то есть.
— Как философски. — Я толкаю его. — И что же? Поэтому ты был так враждебен ко мне? Ты думал, что я собираюсь встать между вами и снова все разрушить?
— Мне потребовались десятилетия, чтобы обрести дом. Я думал, ты собираешься все испортить. Думал, ты причинишь боль Ривену и Илаю. — Он обхватывает мою щеку, голубые глаза встречаются с моими. — Мне очень жаль.
Я задумываюсь, затем надменно фыркаю.
— Ну что ж. Я тебя не прощаю.
Он смотрит вниз, опуская руку.
— Справедливо.
— Тебе придется загладить свою вину передо мной, — решаю я.
— Каким образом?
— Поцелуй меня.
Его глаза темнеют.
— Что?
— Поцелуй меня.
— Нет. — Его взгляд скользит к моему рту. — Я же говорил тебе. Я не целуюсь.
— Почему нет?
— В этом нет необходимости. Когда я трахаю девушку, это просто разрядка. Я не разворачиваю романтическое представление.
— Я знаю, что ты этого хочешь. Ривен рассказал мне. Он сказал, что ты первым заговорил о том, чтобы встречаться со мной.