Трое сыщиков, не считая женщины
Шрифт:
— А если окажется «висяк»? Тогда что, обратно в военную вернем?
— Надеюсь, разберемся. За него уже взялись знакомые ребята из «Глории». Я немножко вчера им помог. Возня, разумеется, там приличная, и все-таки виден свет в конце тоннеля.
— Погоди, — осадил его Шапорин. — Вот ты говоришь, преступление совершил не военный. А кому это известно? Стрелял работяга? Может, это обычный маскарад? Как раз у генерала среди военных может быть полным полно врагов.
— Не отрицаю. И вот тогда, товарищ полковник, мы с чистой совестью сможем вернуть дело в военную прокуратуру.
— Постой, майор. Что-то ты не то городишь. Если мы поймаем преступника, зачем же я стану отдавать дело воякам?! Мы его тогда сами закроем.
— Нет,
Полковник хмыкнул и задумался. Только наивный человек мог подумать, что победа московского «Динамо» лишит его всякой сообразительности. Футбол это одно, а работа — другое. Просто из-за выигрыша динамовцев он обсуждал со Щеткиным эту тему, проиграй те — даже разговаривать бы не стал. Теперь Шапорин взвешивал все плюсы и минусы в предложении майора. Он пришел к выводу, что счет тут ничейный: то, что они взваливают на свои плечи лишнюю обузу, это, разумеется, минус. А то, что делают такой жест — добровольно приходят на помощь военной прокуратуре, плюс. Глядишь, к ним тоже придется когда-нибудь обратиться за помощью. А там сидят люди благородные — ты к ним по-человечески, и они к тебе отнесутся по-человечески. Помимо всего прочего, у Щеткина хорошо развита интуиция. Полковник уже несколько раз убеждался в этом. Если майор чувствует, что это реальный вариант, ему можно поверить. Тем более если сюда подключатся ребята из «Глории». Покойный Денис Грязнов хорошо поставил дело в агентстве. Неизвестно только, что там творится без него.
Шапорин пытался убедить себя, что предложение майора целесообразно, что в случае успеха он может снискать лавры. Однако что-то останавливало его от полного согласия со Щеткиным.
— Скажи мне, пожалуйста, майор, кто сейчас работает в «Глории»? Там ведь народу было — кот наплакал.
— Там и теперь немного, товарищ полковник. Но дело заключается в том, что сейчас с ними будет сотрудничать Турецкий.
— Его все-таки комиссовали?
— Буквально три дня назад.
— Так я и думал. После такой сильной контузии не разгуляешься. Он официально согласился сотрудничать с «Глорией»?
— Официального согласия Александр Борисович пока не дал. Наоборот, его уговаривают, только он не соглашается. Говорит, раз его признали инвалидом, уволили из прокуратуры, больше вообще работать не будет. Правда, у него такой характер, что без следовательской работы он жить не сможет. Я почти уверен, что согласится. Поэтому на него вполне можно рассчитывать.
— Эх, погубит меня моя доброта! — воскликнул Шапорин с отчаянностью помещика, дающего крепостным вольную. — Конечно, договариваться с военной прокуратурой я не стану. Но ты прав, они только счастливы будут избавиться хотя бы от одной обузы. Мне их главный говорил, что у них из-за армейской реформы дел стало не меньше, а больше. Но и нам лишняя волокита не нужна. — На лице Петра ясно читалось разочарование. — Единственное, что я могу тебе разрешить, так заниматься этим делом факультативно. Поверь мне, для тебя, для всех нас это выгодный вариант. Если получится какая-нибудь лажа, никто и не узнает. А в случае официальной передачи тебе несдобровать. Да и мне не сладко придется. Поэтому давай оставим статус-кво. Но при этом у тебя появляется больше свободного времени.
За те три дня, что майор вневедомственной охраны Олег Валентинович Качелин дежурил возле палаты раненого Свентицкого, он успел стать любимцем всего персонала, в первую очередь его женской части. Невысокий, стройненький, с тонкими усиками, Качелин пленил их обаятельной улыбкой и умением хорошо рассказывать анекдоты. Все медсестры пришли к единодушному выводу, что майор похож на Марчелло Мастроянни, но гораздо красивей итальянца.
В понедельник Олег Валентинович заступил вечером, приехал к двадцати трем часам. Больница в это время представляла сонное царство. Дежурная медсестра прикорнула за своим столиком. Кто-нибудь из больных даст сигнал, тогда пойдет к нему, а раз все тихо, то и слава богу, можно пока вздремнуть.
Качелин при желании мог бы заснуть, сидя на стуле. Он даже стоя мог спать, была у него такая особенность. Однако, находясь при исполнении, майор по ночам добросовестно бодрствовал, часто читал. Вот и сейчас он углубился в газету.
— Может быть, вам на диванчик прилечь? — Рядом с ним остановилась молоденькая медсестра Лариса, которая держала в руках железный поднос со склянками. — Если желаете, я могу принести подушку.
Качелин, поблагодарив, отказался.
Лариса пошла дальше. Возле ординаторской она остановилась и осторожно пыталась плечом открыть дверь, не выпуская из рук поднос. В это время в ночной тишине раздался звук выстрела. Она оглянулась и, закричав, уронила поднос: на полу, возле палаты генерала, корчился в судорогах Качелин, а окно в торце коридора было распахнуто.
Накануне вечером Антон решил заехать в «Глорию» и там переночевать. Домой не тянуло, надоело томиться в одиночестве. Он надеялся застать в агентстве Александра Борисовича, тяпнуть водочки, поговорить «за жизнь». Хотя Турецкий говорил, что будет все воскресенье безвылазно сидеть в четырех стенах, Плетнев не застал его на месте, не обнаружил никакой записки. Сначала Плетнев думал, что бывший «важняк» скоро вернется. А увидев, что того долго нет, подумал, что, поостыв, Александр Борисович вернулся домой. Звонить и проверять было поздно, Вася скорей всего спит, его сон нарушать не рекомендуется. Одному пить вроде бы не с руки. Поэтому он ограничился тем, что пожевал купленные в качестве закуски бутерброды. Спать не хотелось. Единственное, что мог бы сейчас принести сон, так это избавиться от мысли о Кате Метелицыной.
С того дня, когда они случайно встретились в госпитале, ему хотелось позвонить ей. Сдерживался — все же был виноват перед женщиной. Встречался, обнадежил, потом вдруг исчез. Наверное, такой звонок сейчас покажется пошлостью, поставит его в смешное положение. Столько времени не общались и вдруг — явился не запылился. К тому же она может быть замужем. То, что ходит без обручального кольца (успел заметить), еще ни о чем не говорит. Телефон у нее изменился, для этого имеется много причин. Либо переехала к мужу, либо разменялась с родителями или просто снимает, чтобы жить отдельно от них. Не исключено, что на их дом — Кропоткинская, самый центр — позарилась какая-нибудь организация и жильцов переселили в другой район. Однако телефон ему сказала. Пусть даже есть муж, он может позвонить Кате по делам — узнать про Свентицкого. Пожалуй, так и сделает.
— Добрый вечер. Позовите, пожалуйста, Катю.
— Это я.
— Катя, привет. Это Антон Плетнев. Не узнал тебя — богатой будешь.
— Здравствуй, Антон. А я вот тебя узнала, но это еще ни о чем не говорит. Ты тоже будешь богатым.
— Спасибо на добром слове. Я не помешал, не поздно позвонил?
— У нас все полуночники. А я вообще только что вернулась.
— С дачи?
— Только не со своей. С мамонтовской.
— Моя твоя не понимай.
Катя засмеялась:
— У меня подруга журналистка, ездила в абрамцевский музей, это бывшая усадьба Мамонтовых, писать об одной выставке. Ну, и меня взяла за компанию.
— Наверное, ты здорово устала?
— Еще как, ноги гудят! А ты что, хотел пригласить меня на танцы?
— Будь у тебя желание, можно было куда-нибудь вывалиться.
— Нет, Антон, спасибо. Я действительно устала. Мы с утра поехали, считай, целый день на ногах, даже поесть толком не удалось, сейчас жую. К тому же я завтра в первую смену, рано вставать.
Тут Плетнев вспомнил про повод для звонка. Значит, завтра тоже можно позвонить.
— Катюша, тебя не затруднит узнать о самочувствии Свентицкого? Ну так, по-свойски. Тебе, как медику, скажут больше, чем обычному посетителю.