Трое в лодке, не считая собаки
Шрифт:
— Отчего бы не завести специальную комнату для этого и запрещать им выходить из нее? — бормочете вы, бросаетесь обратно в переднюю за зонтиком и спешите вон со двора.
Вероятно, происходило что-нибудь вроде этого, когда глупый мальчик Генрих VIII ухаживал за своей малюткой Анной. Бывало, жители Бекингемского графства неожиданно наткнутся на них, пока они бьют баклуши около Виндзора и Рейсбери, и воскликнут: «Ах! Вы здесь!» — а Генрих покраснеет и скажет: «Да, мне тут надо повидаться с одним человеком», а Анна добавит:
Тогда эти люди уходят восвояси, говоря про себя: «Нет, лучше нам убраться подобру-поздорову, пока тут воркуют и милуются. Пойдем-ка мы прямо в Кент».
Пойдут они в Кент, и первое, что увидят в Кенте по приходе, это Генриха и Анну, околачивающихся около замка Хевер.
— Ах, черт побери! — скажут. — Давайте уйдем отсюда. Нет сил терпеть, отправимся-ка в Сент-Олбенс — славное, тихое местечко, Сент-Олбенс.
А когда придут в Сент-Олбенс, глядь — эта несчастная парочка целуется под стенами аббатства. Тогда эти люди уйдут и сделаются пиратами и уйдут разбойничать, пока не узнают, что брак совершился.
Между мысом Пикника и Старым Виндзорским шлюзом также имеется очаровательное местечко. Тенистая дорога, там и сям испещренная изящными домиками, тянется вдоль берега вплоть до харчевни «Колокола Ауслея», живописной, как большинство прибрежных харчевен, в которой можно выпить стакан очень хорошего пива — так говорит Гаррис, а в этих вопросах смело можно положиться на его слово. Старый Виндзор — знаменитое в своем роде место. Здесь находился дворец Эдуарда Исповедника, и здесь великий граф Годвин был уличен правосудием того времени в покушении на жизнь брата короля. Граф Годвин отломил кусок хлеба и держал его в руке.
— Если я виновен, — сказал граф, — да подавлюсь я этим куском хлеба, когда вкушу его.
И положил хлеб в рот, и проглотил его, и подавился, и умер.
После старого Виндзора река делается малоинтересной, и снова становится сама собой лишь по приближении к Бовини.
Джордж и я провели лодку на буксире мимо Хоум-парка, тянущегося по правому берегу между мостами Альберта и Виктории, и, подходя к Дэтчету, Джордж спросил, помню ли я первую нашу прогулку вверх по реке, и как мы высадились в Дэтчете в десять часов вечера и хотели лечь спать.
Я отвечал, что помню. Пройдет еще немало времени, прежде чем я позабуду об этом.
Было это в субботу перед августовскими каникулами. Мы устали и проголодались, — те же мы трое, что и теперь, и, достигнув Дэтчета, вынули корзину, оба саквояжа, пледы, пальто и тому подобные пожитки, и отправились искать ночлега. Мы миновали прехорошенькую гостиницу, с ломоносом и диким виноградом над входом, но жимолости не было, а я, по той или другой причине, уперся на жимолости и поэтому сказал:
— Нет, не станем
Мы пошли дальше, пока не повстречали другой гостиницы. Эта также была очень мила, и на ней имелась жимолость — сбоку, на одной из стен, но Гаррису не понравился человек, стоявший у входной двери. Он нашел, что человек какой-то подозрительный, да и сапоги у него безобразные, и так мы отправились дальше. Прошли мы порядочно, не встречая больше гостиниц, и, наконец, нам подвернулся человек, которого мы попросили направить нас к таковым.
Он сказал:
— Да вы оттуда идете. Вам надо повернуть обратно, и вы придете прямо к «Оленю».
Мы отвечали:
— О, мы там побывали, но нам не понравилось — нет жимолости.
— Ну, когда так, — сказал он, — ступайте в Мэнор-Хаус, как раз напротив. Вы туда не заглядывали?
Гаррис возразил, что мы не желаем туда идти — нам не по нраву наружность человека, который там остановился, — не тот цвет волос, да и сапоги тоже.
— Ну, право, не знаю, что вам делать, — сказал наш советчик, — потому что это две единственных гостиницы в округе.
— Нет других гостиниц? — воскликнул Гаррис.
— Ни единой, — отвечал тот.
— Что же нам, наконец, предпринять? — продолжал восклицать Гаррис.
Тогда заговорил Джордж. Он сказал, что Гаррис и я можем, если хотим, построить для себя новую гостиницу и, кстати, заказать для нее и постояльцев. Что же касается него, он возвращается к «Оленю».
Великие умы никогда и ни в чем не осуществляют своих идеалов; вздыхая о бренности всех земных желаний, мы с Гаррисом последовали за Джорджем.
Притащили мы свои пожитки в гостиницу «Олень» и сложили их в передней.
Пришел хозяин и сказал:
— Добрый вечер, господа.
— О, добрый вечер! — сказал Джордж. — Нам нужны три кровати, пожалуйста.
— Очень сожалею, сэр, — сказал хозяин. — Но боюсь, что не сможем удовлетворить вас.
— Ну, да все равно, — сказал Джордж, — обойдемся и двумя. Двое из нас могут ведь спать на одной кровати! Не правда ли? — добавил он, обращаясь к нам с Гаррисом.
Гаррис сказал: «О да!» Он находил, что мы с Джорджем свободно можем спать на одной кровати.
— Очень сожалею, сэр, — повторил хозяин. — но, право же, у нас нет ни единой свободной кровати во всем доме. По правде говоря, мы и так уже кладем по два и даже по три джентльмена на одну кровать.
Здесь мы таки немножко опешили.
Но Гаррис, как подобает опытному путешественнику, и тут не растерялся и заметил с веселым смехом:
— Ну, делать нечего. Придется кое-как приспособиться. Пустите нас переночевать в бильярдную.
— Очень сожалею, сэр. Три джентльмена уже ночуют на бильярде, а двое — в кофейной. Никак не могу вас приютить.