Трое в подземелье
Шрифт:
– Нужен свет, – сказал Люсьен. – Впотьмах мы точно ничего не найдём.
– Немного света я могу тебе обеспечить. – В руке у Вилли блёкло замерцал мобильный телефон. – Ого, уже девятый час!
– Утра или вечера?
– Хочется верить, что утра.
Ульяна встряхнулась, как будто хотела сбросить с себя клейкую темноту.
– Нас ищут?
– Конечно. Отец с Русланом, поди, уже до завала добрались. Если не задержались по дороге.
При этих словах все подумали о Синюшкином колодце, о Чёртовом Когте, сполохах в зале Сюрпризов… Да, если их спасители сталкиваются с теми же неожиданностями,
– Здесь им нас ни за что не найти. Нам кровь из носу надо вернуться в Геликтитовый грот.
– Как?
– Будем подсвечивать дорогу мобильниками и проверять каждый ход…
– Задолбишься! Мы их через полчаса посадим. – Ульяна достала свой сотовый. – У меня и так зарядка на исходе… Лучше пусть двое остаются здесь, а один со своим телефоном пойдёт на разведку. Чтобы не потеряться, возьмёт верёвку и будет разматывать её понемногу… Так делали Том Сойер и Бекки Тэтчер у Твена.
– Я могу пойти, – вызвался Люсьен. – У меня и мобила ярче светит. Если увижу что-нибудь важное, дёрну верёвку два раза, и вы ко мне придёте.
– Смотри, чтобы её Шубин не перерезал, – на полном серьёзе предупредила Ульяна.
Люсьен намотал один конец верёвки на запястье Вилли, второй крепко зажал в кулаке и, включив экран мобильника, вошёл в ближайший туннель. Уже через пять шагов он почувствовал себя таким одиноким, каким не был никогда в жизни. Пещера давила на него, сжимала в каменных тисках, голова кружилась, а сердце замирало, словно он собирался сигануть с тарзанкой с высоченного моста. Люсьен прибавил шагу и очутился в замкнутом шарообразном зальчике. Разреженный свет мобильника не без труда выцарапал из темноты что-то бледное и раскидистое. Люсьен сделал шаг вперёд, и от изумления его пригвоздило к полу.
Зальчик зарос цветами. Да-да! Громаднейшими, метра по полтора каждый лепесток, цветами, которые росли на толстых стеблях прямо из трещин. Бутоны были полупрозрачными (Люсьен видел сквозь них стены), а тычинки напоминали скрученные из проволоки жгуты и вились, словно усы у сома-переростка. В воздухе витал едва ощутимый аромат, сравнимый разве что с ароматом дорогого французского парфюма, который отец привозил из Ниццы и Парижа.
Люсьен дважды дёрнул за верёвку. Вилли и Ульяна не заставили себя ждать.
– Как в ботаническом саду! – Ульяна протянула к цветам руку, но тут же отдёрнула. – Я читала о них в одном романе… К ним нельзя прикасаться.
Вилли поправил очки, чтобы получше сфокусировать взгляд на стеблях и бутонах.
– Насколько я помню содержание «Большого ботанического справочника», таких растений в природе не существует. Хорошо бы взять с собой образцы для изучения.
– Не вздумай! Они ядовитые!
– Да? – не поверил Люсьен. – А пахнут офигительно!
Он потянул ноздрями напитанный цветочным фимиамом воздух, и вдруг ноги подкосились. Цветы провалились вниз, сверху тяжеленной пятой его придавил потолок… Люсьен опомниться не успел, как оказался на полу.
– Что с тобой? – метнулась Ульяна к распростёршемуся телу.
– Ничего… – промямлил он нечленораздельно, будто рот его был набит овсянкой. – В башке… помутилось…
Бум! – рядом дубовой чуркой рухнул Вилли.
– И у меня… помутилось…
– Цветы! Я говорила!
Очумелая, она стояла между двух лежавших на полу мальчишек, ни один из которых не мог пошевелиться. И, что самое ужасное, её саму начинал сковывать паралич, который срубил их обоих. Понимая, что каждая секунда – на вес золота, Ульяна схватила Люсьена за ногу и поволокла в туннель, вон из зала, подальше от цветов-убийц. Откуда только силы взялись! Так, наверное, пещерные женщины в допотопные времена тягали волокуши с мясом каких-нибудь эпиорнисов, которых добывали мужчины-охотники. Когда тлетворный запах перестал чувствоваться, Ульяна отпустила свою ношу, отцепила от пояса Люсьена фляжку и вылила ему на лицо остатки воды.
– Эй, очнись! Очнись же!
Люсьен продрал сомкнувшиеся было глаза, сделал попытку подняться. Поначалу движения у него были как у пьяного, но вскоре координация пришла в норму.
– Где Вил?
– Там… Он, наверно, пудов пять весит, мне не дотащить.
Люсьен, покачиваясь, двинулся обратно в цветочную душегубку. Прошла минута – и он появился, неся на плечах Вилли. Ульяна не в первый раз подивилась его атлетизму.
– Тренировки… – ответил Люсьен-Геракл на её немой вопрос и, как мешок с зерном, свалил брата на пол. – Приведи-ка его в чувство.
Вода кончилась, поэтому пришлось прибегнуть к менее гуманным методам: Вилли получил пару оплеух, которые оказались столь же действенными. В Ульянином телефоне замяукал голодный котёнок. Она на автомате нажала на кнопку, чтобы бросить горемычному зверёнышу кусочек виртуального съестного, но аккумулятор разрядился, и экран с грустной кошачьей мордочкой потух. Телефон умер.
– А ваши мобильники где?
– Там… возле цветов. И верёвка тоже… И пистолет… – Люсьен сдавил руками виски, чтобы остановить всё ещё кружившуюся голову. – Я туда больше не пойду!
– И я, – сказал Вилли.
– Финита ля комедиа! – произнесла Ульяна с непритворным трагизмом.
Темень окончательно и бесповоротно взяла их в плен. Заживо замурованные в подземелье, потерявшие все средства к спасению, они сидели, прижавшись друг к другу, и безмолвствовали. Даже мечты о том, что рано или поздно Руслан, Рада и Румянцев-старший вызволят их отсюда, казались уже несбыточными. В таком клубке переходов и залов, среди дурмана и призраков – разве можно кого-то отыскать?
Ульяна видела… нет, видеть она сейчас не могла, но чуяла, слышала, понимала: её спутники совсем сникли. И справедливо ли их за это винить, называть рохлями? Они сделали всё, что могли. Как прибавляли в таких случаях древние римляне, кто может, пусть сделает лучше.
– Ребята, – промолвила Ульяна во тьму, – я хочу вам кое-что сказать…
И только она собралась с духом, чтобы сделать наиважнейшее признание, как взгляд её примагнитился к расплывчатому бежевому облачку, появившемуся в дальнем конце туннеля. Облачко раскачивалось, меняло очертания и метр за метром приближалось к незадачливым путникам. Уже и Вилли с Люсьеном заметили его, повскакивали с мест. Облачко придвинулось ещё ближе и трансформировалось в женщину – стройную, высокую, молодую, но с лицом белым и неестественно неподвижным, как гипсовая маска.