Трое
Шрифт:
– Опять к нашей хозяюшке пристаешь, Брауни?
– рядом на скамейку бухнулся Мерл, - смотри, Гризли яйца оторвет, без предупреждения!
Мартинез разразился длинной речью на испанском, призванной , вероятно, убедить… Впрочем, кого и в чем он хотел убедить, весело поглядывая на Мишонн, невозмутимо жующую свой завтрак, осталось загадкой, потому что Диксон, как выяснилось, совершенно его не слушал, напряженно глядя куда-то в сторону огорода Рика. Мартинез замолчал, посмотрел туда же. Возле невысокой оградки стояла Мишель, болтая с одним из недавних обитателей тюрьмы, молодым парнем, имя которого пока что никто из присутствующих не запомнил.
О чем они говорили, из кухни слышно не было, но смех Мишель доносился вполне отчетливо.
– Эй, брат, - Мартинез тихо тронул напряженного Диксона за рукав, - остынь. Они разговаривают просто.
– На хуй иди.
Диксон резко встал, направляясь к разговаривающим молодым людям.
– Цезарь, останови его!
– Керол с тревогой смотрела на Мартинеза, - не надо этого! Мишель и так видеть их не хочет, а если он еще и бить всех, с кем она говорит, будет…
– Да как я его остановлю, он же как танк!
– Мартинез огляделся, решая, что предпринять, - а где твой Гризли? О, вот он! Зови сюда!
Гризли, показавшийся из дверей тюрьмы, в самом деле довольно неспешным шагом направлялся к кухне. То, что происходило возле огорода, было скрыто от его взгляда.
Мартинез посмотрел вслед спешащей к своему мужчине Керол, потом глянул на все так же невозмутимо жующую Мишонн:
– А ты, я смотрю, совсем не беспокоишься о подруге, mujer bella?
Мишонн продолжала есть, не реагируя на его слова.
Она не видела никакого смысла дергаться. Диксон Мишель ничего не сделает, она вполне в состоянии сама за себя постоять. А ее собеседник уже должен бы понять, что не стоит с ней заигрывать. Обычно это в течение двух дней понимали все новенькие мужчины. Если он до сих пор не осознал опасность, что ж… земля ему пухом…
С момента их возвращения, когда дорогу от затеянного городка до тюрьмы преодолели в рекордные сроки, и успели-таки спасти бесчувственную Мишель, так и не приходящую в сознание, Диксоны, когда по одиночке, сменяя друг друга, а чаще всего вдвоем не отходили от нее ни на шаг.
Пока девушка металась в горячке, определенной Хершеллом, как нервная, от перенесенного стресса, братья сидели у ее кровати, разговаривая с ней, уговаривая, держа за руки.
Потом Мишель очнулась. Увидев у кровати Дерила, отшатнулась так, что выдернула капельницу из руки. Заплакала, тихо и горько, отвернувшись. Дерил смотрел, кусая губы, не пытаясь заговорить, подойти поближе, потом прибежала Андреа и вытолкала его прочь.
Мишель еще долго плакала, Андреа и пришедшая чуть позже Мишонн сидели возле нее, пытаясь отвлечь и утешить.
– Зачем мы здесь? Зачем приехали?
– все время повторяла Мишель, - не хочу тут… Не хочу!
Наконец, ее удалось успокоить, но через полчаса принесся старший Диксон, услышавший, что Мишель очнулась.
Младший к этому времени, с совершенно отсутствующим, каменным лицом, убрел куда-то в сторону леса.
Мерла остановить не удалось, он ворвался в палату, упал на колени перед кроватью Мишель.
– Куколка, девочка моя…
Мишель смотрела на него блестящими от слез, испуганными глазами, ничего не говорила. Только опять отшатнулась, когда он попробовал взять ее за руку.
– Девочка… Ты прости меня, я мудак, ну прости меня! Я во всем виноват!
– Мерл… - она говорила чуть слышно, - уходи.
Больше она ничего не сказала, Мерл уходить не желал, все пытаясь убедить ее в чем-то. Убрать его из комнаты удалось только Хершеллу, за которым экстренно сбегала Андреа.
Он вышел из комнаты, но дальше не двинулся, намертво заякорившись в коридоре.
– Он где? Мишонн, он где?
– Мишель схватила подругу за руку.
– В коридоре.
– А… Дерил?
– Ушел, не знаю , куда.
– Мишонн, зачем мы здесь? Я не смогу здесь, с ними… После всего. Я не смогу им в глаза смотреть, понимаешь? Давай уедем? Пожалуйста!
С огромным трудом удалось убедить Мишель остаться в тюрьме до полного выздоровления. Она упрямо твердила, что не сможет оставаться здесь, с Диксонами, после того, что с ней сделал Губернатор. Она заставила подруг поклясться, что они ничего никому не скажут.
Андреа промолчала о том, что Мерл, увидев синяки на руках, следы от зубов и засосы на шее Мишель еще тогда, в убежище, все понял, и метался диким зверем, вытрясая из нее информацию о том, кто это сделал. Дерил ничего не спрашивал, но на лицо его смотреть ей было откровенно страшно. Она ничего не сказала, кроме клятвенного заверения, что девочку не успели изнасиловать, но про остальное молчала каменно, и от применения мер воздействия к ней спас только Шейн, заслонивший ее грудью, и Мартинез, кричащий, что он сам поможет найти тварь, сделавшую это с Мишель, что , скорее всего, это кто-то из Вудберри, и что они перетрясут весь этот гребанный город по камешку. Но не сейчас. Сейчас надо срочно везти девушек в тюрьму, к Хершеллу.
Разум взял верх над эмоциями.
Андреа так и не сказала Мишонн о том, что произошло тогда в убежище. И теперь не собиралась говорить Мишель, понимая, что девушка в этом случае даже выжидать не будет, пока выздоровеет, убежит прямо сейчас, уползет. На тот свет , скорее всего, учитывая ее состояние.
Чуть придя в себя, Мишель попросила передать Диксонам, что она не хочет с ними говорить, и если кто-нибудь из них будет ее преследовать, то она просто опять уйдет, куда глаза глядят. Не будет никакого разговора по душам, ничего больше не будет. Они уже давно чужие друг другу, вот пусть все так и остается. При любом другом раскладе Мишель уйдет. С Мишонн, если та захочет, или одна. Ей не привыкать.
Мерл слушал молча, с каменным лицом, сжав зубы, искоса поглядывая на вернувшегося накануне из леса брата, успевшего уже нажраться до полной невменяемости, протрезветь, получить по физиономии от старшего, и теперь сидевшего с таким же лишенным всяких эмоций выражением лица.
– Скажи ей, Блонди… - голос Мерла звучал особенно хрипло, - скажи ей, что мы не будем к ней подходить. Пусть не боится.
Дерил отвернулся, сплюнув на землю.
Братья держали слово. Они не подходили к Мишель, издалека с тоской наблюдая за ней, начавшей подниматься и прогуливаться уже в конце первой недели во дворе тюрьмы.