Троецарствие (том 2)
Шрифт:
– Государь, – обратились к Хоу-чжу чиновники, – в столице войск мало, обороняться невозможно. Но еще есть время уйти в южные области! Места там неприступные, и неподалеку живут маньские племена; в крайнем случае обратимся к ним за помощью…
– Это невозможно! – возразил сановник Цзяо Чжоу. – Маньские племена всегда отличались непокорностью, и если они бунтовали в спокойные времена, то чего же ждать от них теперь!
– А не уехать ли нам в царство У? – предложили чиновники. – Во всяком случае надо принять какие-то решения! Положение очень опасное…
– С древнейших времен не бывало таких
Хоу-чжу, охваченный смятением, удалился во внутренние покои.
На следующий день чиновники окончательно разошлись в своих мнениях, и Цзяо Чжоу подал государю доклад, стараясь убедить Хоу-чжу в необходимости покориться царству Вэй. Но когда Хоу-чжу, наконец, решился принести покорность и объявил об этом сановникам, из-за ширмы выскочил человек и свирепо закричал на Цзяо Чжоу:
– Ничтожный школяр! Ты своими безумными советами хочешь погубить династию! Видано ли, чтоб Сын неба покорялся врагу?
Это был пятый сын Хоу-чжу по имени Лю Чэнь, ван Северных земель.
Следует заметить, что у Хоу-чжу было семь сыновей. Старшего звали Лю Сюанем, второго – Лю Яо, третьего – Лю Цуном, четвертого – Лю Цзанем, пятого – Лю Чэнем, шестого – Лю Сюнем и седьмого – Лю Цзюем. Из всех сыновей самым одаренным и умным был пятый – Лю Чэнь, а остальные были хилыми и робкими.
– Сановники советуют мне покориться царству Вэй, – сказал Хоу-чжу своему сыну Лю Чэню. – А ты, видно, хочешь, чтобы наши города были залиты кровью.
– Когда был жив мой дед, император Чжао-ле, Цзяо Чжоу не смел вмешиваться в государственные дела! – смело ответил Лю Чэнь. – А сейчас он обнаглел и ведет возмутительные речи! В Чэнду наберется несколько десятков тысяч воинов, и Цзян Вэй со всей своей армией находится в Цзяньгэ – разве этого мало? Пусть враг прорвется к столице, у нас хватит войска ответить ему ударом двойной силы! Неужели вы, государь, способны по совету какого-то жалкого школяра отказаться от великого наследия своих предков?
– Мальчишка! – закричал Хоу-чжу. – Что ты понимаешь в требованиях времени?
Лю Чэнь ударил головой о пол и зарыдал:
– Когда династии угрожает опасность, государю и всем его подданным надлежит собственной грудью преградить врагу путь в столицу. Преданные слуги жизнь должны отдать, защищая алтарь династии, чтобы не совестно было в ином мире предстать пред лицом покойного государя.
Хоу-чжу не слушал сына, но Лю Чэнь продолжал вопить:
– Нелегко было моему деду основать династию, а вы хотите отречься от нее? Нет, лучше умереть, чем терпеть такой позор!
Хоу-чжу приказал сановникам удалить Лю Чэня из дворца, а Цзяо Чжоу – написать грамоту Дэн Аю о готовности царства Шу принести покорность. Затем он вручил Цзяо Чжоу императорский пояс и печать и повелел ехать в Лочэн на переговоры. Цзяо Чжоу сопровождали ши-чжун Чжан Шао и императорский зять Дэн Лян.
Тем временем конные разведчики донесли Дэн Аю, что в Чэнду на городской стене поднят флаг покорности, и радости Дэн Ая не было границ. В скором времени прибыло к нему и посольство.
Низко поклонившись Дэн Аю, послы вручили ему грамоту и государственную яшмовую печать. Дэн Ай принял изъявления покорности и написал Хоу-чжу ответное послание, которое отправил в Чэнду с послами царства Шу. А те, возвратившись, обо всем рассказали своему правителю. Хоу-чжу сразу повеселел и послал тай-пу Цзян Сяня к Цзян Вэю передать ему, чтобы он прекратил сопротивление.
Затем в лагерь Дэн Ая отправился шан-шу-лан Ли Ху со всеми государственными книгами и описью имуществ, в которых значились восемьсот двадцать тысяч дворов, девятьсот тысяч жителей мужского и женского пола, сто две тысячи воинов и военачальников, сорок тысяч чиновников и более сорока тысяч мер зерна, ссыпанного в житницы, две тысячи цзиней золота и серебра, двести тысяч кусков парчи и шелка и несметное количество других ценностей, хранящихся в кладовых.
Днем принесения покорности Хоу-чжу избрал первый день двенадцатого месяца.
Когда ван Северных земель Лю Чэнь узнал об этом, он едва не задохнулся от негодования и гнева. С обнаженным мечом в руках вбежал он в свои покои. Жена его, госпожа Цуй, пораженная видом мужа, с удивлением и тревогой спросила:
– Что случилось? Чем вы так взволнованы?
– Враг приближается к столице, и мой батюшка решил покориться! – с возмущением произнес Лю Чэнь. – Всю государственную казну уже отвезли в лагерь Дэн Ая. Династии больше не существует! Но я такого позора не приму! Лучше умереть и с чистой совестью предстать перед дедом в подземном мире!
– Мудрое решение, – одобрила госпожа Цуй. – Ради этого стоит ускорить смерть! Но только прошу вас: сначала убейте меня!
– А тебе зачем умирать?
– Вы расстаетесь с жизнью ради встречи с дедом в загробном мире, а я умираю ради встречи с мужем – разве не все равно? Жена должна всюду следовать за своим мужем! Оставим лишние разговоры!
И она с такой силой ударилась головой о колонну, что тут же упала бездыханной. Лю Чэнь убил трех своих сыновей, отрубил голову жене и, опустившись на колени перед алтарем предков в храме Чжао-ле, с рыданиями произнес молитву:
– Великий государь, я не в силах смотреть, как отдают врагу все, что с таким трудом было завоевано вами! Я убил жену и детей и приношу в жертву свою жизнь! Если у вас есть душа, вы поймете чувства своего внука!
Рыдая кровавыми слезами, Лю Чэнь рывком выхватил меч и глубоко вонзил его себе в грудь.
Жители столицы горько оплакивали Лю Чэня, а потомки сложили о нем такие стихи:
Сын Неба и слуги его решили врагу покориться,И только правителя сын не складывал гордо оружья.Печален был царства конец, но люди твердят и поныне:Какая большая душа жила в этом доблестном муже!Он жизнь свою отдал мечу, чтоб не было стыдно пред дедом,Он горько рыдал, но – увы! – не слушал никто его жалоб.Когда бы героев таких побольше нашлось в это время,Быть может, династия Хань пред силой врага устояла б.