Троечник
Шрифт:
– Здрасьте вам! – гаркнул он молодцевато.
– Куда в верхней одежде?! – рявкнула в ответ медсестра. – Ну-ка, выметайтесь!
Господин в плаще, усы которого свисали до подбородка хохотнул.
– Я же не больной, я только хочу…
– Больной, здоровый – марш в гардероб! – Медсестра привстала в гневе. – Здесь вам не базар-вокзал, мужчина!
Усач вытянул из-за спины букет алых тюльпанов.
– Я только хочу вас поблагодарить, – шагнул он к медсестре. – Вы маму мою кололи, вчера закончили. Кудрявцева Елена Родионовна, помните? Рука у вас лёгкая, спасибо.
Надежда Фёдоровна
– Да ладно, ничего особенного…
– Особенная – вы! – Усач положил букет на стол и приоткрыв портфель, глянул на Антона. – Ничего, что я напрямик? Рад бы обставить поделикатней, но, блин… время!
– Нет проблем, – сказал Антон. – Действуйте.
Усач извлёк из портфеля солидную коробку конфет.
– Вот, мама желает вам сладкой жизни. – Он поцеловал Надежде Фёдоровне руку. – Извините, что не снял плащ.
И он умчался так же стремительно, как вошёл.
Медсестра буквально сомлела. Взирая на цветы и конфеты, она попыталась нахмуриться.
– Ладно, с этим разберёмся как-нибудь.
Антон хмыкнул.
– Надежда Фёдоровна, вы похожи на политика, запустившего лапу в партийную кассу.
– Антон Алексеевич, я этого не просила.
– Не просили, но заслужили. Расслабьтесь, моя золотая: просто я ваньку валяю.
Тут походкой манекенщицы вошла Зоя, медсестра доктора Куницына – сменщика Антона по кабинету. Приталенный халат эффектно облегал её фигуру, и волосы, как обычно, торчали в продуманном беспорядке.
– Вижу, здесь гуляют! – объявила она. – Привет всем, кто меня любит!
Надежда Фёдоровна прикрыла конфеты корпусом. Резкие черты её лица будто подмёрзли.
– Рановато сегодня, – буркнула она. – Прямо горишь на работе.
Зоя одарила её улыбкой.
– На участке закруглилась. Пришла вот… э-э… привести в порядок данные по диспансеризации. Вячеслав Иванович велит. «Учись, – говорит, – у Надежды Фёдоровны: она идеал. Доктор Климов, – говорит, её не достоин.» – «О’кей, – говорю, – может, махнёмся? Надежду Фёдоровну – вам, а меня – доктору Климову. Уж как ста-араться буду!» Согласны, Антон Алексеевич?
Антон качнул головой.
– Даже не думай.
– Вот так всегда, – надула губки Зоя. – Снова я отвергнута.
Надежда Фёдоровна состроила гримасу неописуемую.
– Ой, щас разрыдаюсь! Пришла документировать диспансеризацию – документируй, не верти хвостом.
Зоя захлопала ресницами.
– А вы? Неужели всё уже оформили?
– До отпуска ещё. Не в моих правилах тянуть резину.
– Списать дадите?
Антон рассмеялся. Надежда Фёдоровна весёлости этой не разделяла и на медсестру доктора Куницына взирала осуждающе.
– Тебе уже тридцатник, балагурщица. Когда уймешься?
Зоя вздохнула.
– О’кей, хоть чай с конфетами попьём?
Надежда Фёдоровна чисто рефлекторно, видимо, отодвинула коробку подальше.
– Рановато, вроде, для чая.
– Ничего, я потерплю. – Взглядом Зоя указала Антону на дверь, шагнув притом к столу Надежды Фёдоровны. – Какой марки у вас конфеты – «Коркуновъ» или «Красный Октябрь»?
Надежда Фёдоровна, склонясь над коробкой, надела очки.
Антон проговорил в пространство:
– Больных в коридоре много?
– Ни души, – заверила Зоя.
Надежда Фёдоровна пристально изучала конфетную коробку.
– По-иностранному написано. По-немецки, вроде.
Антон встал со стула.
– Поскольку сладкого я не ем, отлучусь ненадолго.
– Валяйте, – отозвалась Зоя. – Нам больше достанется.
Выходя, Антон слышал бормотанье своей медсестры:
– Австрия, кажись. Глянь, Зой, что здесь накарябано…
В коридоре, действительно, было пустынно. Причём не только у двери кабинета, но и в обозримом пространстве. Лишь на мгновение мелькнула коллега-терапевт и, кивнув Антону, скрылась в дамском туалете. Держа руки в карманах халата, Антон прогулялся к лестничному пролёту, огляделся и свернул в тупичок, где, как по заказу, горела только одна из четырёх ламп. Дверь в подсобку была приоткрытой. Помещение завалено было хламом, предметно описать который не смог бы, вероятно, сам чёрт. Отодвинув ведро со шваброй, Антон шагнул к столу, обшарпанному, но крепкому, смахнул с него окурки и посмотрел на часы.
Зоя вошла на цыпочках, закрыла дверь на ключ и яростно впилась губами в губы Антона. Они принялись лихорадочно расстёгивать друг на друге одежду. В захламлённом тёмном чулане будто воцарилась южная ночь, не хватало только звёзд на потолке. Зоя приспустила на Антоне брюки с трусами, а он в свою очередь, ловко стянул колготки и трусики с неё. Вслед за тем она опрокинула его на стол спиной, проворно заняла позицию сверху и, вобрав в себя набрякший мужской член, вскрикнула. Антон запечатал ей рот ладонью. Зоя неистово задвигалась вверх-вниз, вертясь притом, как юла и кусая ладонь Антона, прижатую к её губам. Женщина, казалось, обезумела. И, когда Антон, выгнув спину, весь подался ей навстречу, безумство это достигло апогея. Зоя забилась, точно пойманная рыба, задёргалась, словно в припадке, и рухнула на грудь Антону, царапая ногтями его рубаху. Минуту-другую она приходила в себя, затем, переведя дух, прошептала:
– Умоляю, ещё!
И всё началось с начала, но помедленней и понежнее. И, когда Зоя, умиротворённая и обессиленная, вновь упала Антону на грудь, на сей раз он потребовал:
– Ещё!
Зоя беззвучно засмеялась:
– Доктор, мы рискуем…
Не дав ей договорить, Антон уложил её на стол, ноги её закинул себе на плечи и вошёл в неё стоя. Толчки Антона походили на сейсмическую катастрофу, и штаны его сперва опустились до колен, затем сползли на туфли. Чтобы не заорать на всю поликлинику, Зоя кусала губы. Пика они достигли одновременно, причём Антон – лишь теперь. После мгновений блаженной неподвижности оба принялись деловито приводить себя в порядок. Натягивая колготки, Зоя посетовала:
– Муж так не умеет. Обидно до соплей.
– Уместное замечание, – буркнул Антон, застёгивая на брюках «молнию».
Зоя обвила руками его шею.
– Ты меня не бросишь?
– При первой возможности. Так что брось меня сама.
Она обняла его шею крепче.
– Разве нам с тобой не сладко?
Антон кивнул.
– С медицинской точки зрения – ничего, кроме пользы. Только послевкусие скверное.
Зоя погладила его кудри.
– Знаю, милый. Нам бы с тобой широкую кровать хоть на сутки.