Троекон. Книга 1: Третий путь
Шрифт:
Глава 2: Искания
Эфер оказался очень маленьким городом, да еще и грязным, словно здесь жили дикари откуда-нибудь с юга соседского Большого Континента, и пусть до него были сотни и сотни миль, юг есть юг. Самое место для беглых магов, не покинувших сердца Троекона.
И все же Лютер очень сомневался, что здесь отыщется хотя бы с десяток волшебников, слишком уже те были чистоплюями, привычными к роскошной жизни за чужой счет, любящими насмехаться над честным народом, сидя где-нибудь в замке и насылая бедствия. Они продолжают делать это и сейчас,
– Ненавижу юг, – посетовал Лютер.
– Совершенно согласен, Ваше Боголюбие, – смиренно отозвался Войтос, прислужник Лютера. И не в первый раз. Еще не ступив на земли Протелии, молестий уже начал жаловаться на промозглость и холод, а ведь на дворе все еще стояло лето, пусть и самые последние его дни.
Лютер был человеком гордым и суровым, таким, каким и принято быть викарану, вот только он явно перебарщивал. Каждый, кто вглядывался в его волчьи глаза, тут же забывал о своем намерении солгать или просто спорить. Обычно все шло так, как он того хотел, и когда этого не происходил, он из просто сурового превращался в свирепого.
Но никто ему об этом, естественно, не говорил. Не считая вышестоящих.
Будучи молестием, он побывал на всех трех континентах, охотясь на каждого, кто хоть немного имел колдовской талант, а затем безжалостно выбивал из того признание и казнил на месте, благо он обладал такими полномочиями. Но жаждал он намного большего, однако удача была не на его стороне. С окончанием войны его шансы на продвижение вверх резко сократились.
За четыре года в Викаранае он от ученика перешел к молестию, и то лишь за прошлые военные заслуги. Да, он командовал рыцарями-викаранами, да, при определенных условиях мог взять главенство и над самим наместником, но, так или иначе, был слишком далек от реальной власти. Оставалось лишь исполнять приказы и ждать подходящего случая.
В Эфере лучшим постоялым двором оказался тот, что в любом другом городе зовется худшим, а то и вовсе закрывается, но выбирать не приходилось. Лютер и его люди привыкли к лишениям за время похода, ночуя то под сенью деревьев, а то и вовсе посреди поля. С той стороны, откуда подходил их отряд, как раз разлеглись одни поля да холмы, виляющие между гор. Чтобы успеть в город до наступления темноты, нужно было поспешить, но из-за вездесущих холмов лошади быстро выдохлись, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по скользкой траве. В итоге за стенами они оказались уже за полночь.
Город с первого взгляда поразил своей отсталостью. Война досюда не дошла, а посему местные правители не озаботились хотя бы подлатать окружающую Эфер стену, не говоря уже о подготовке войска или обновлении оружия. Единственное, что могло остановить потенциального противника, – дряхлый каменный мост в нескольких десятках милях северо-западней, крошащийся под копытами лошадей. Отряду из тридцати человек пришлось идти через него цепочкой друг за другом, опасаясь обрушения.
Северные врата оказались открыты настежь, а одна из створок едва держалась на проржавевших петлях, и если бы ее захотели закрыть, вряд ли бы из этого что-нибудь вышло.
Постоялый двор имел звучное название «Пристанище крыс». Хозяина, как раз напоминающего крысу, пришлось чуть ли не силой убеждать выгнать нескольких своих постояльцев, дабы освободить место для молестия, его прислужника и нескольких рыцарей (остальных отправили по другим гостиницам).
– Никакого уважения к Викаранаю, – недовольно проговорил Лютер вроде бы Войтосу, но так, чтобы услышал и хозяин, с извинением выдворяющий разбуженных постояльцев, возвращая им деньги. – Дикари, они и есть дикари.
– Здесь нет наместника-викарана, а мастер-викаран, похоже, тут никогда не бывал, поэтому им неведомы манеры поведения перед служителями Викараная, – пояснил прислужник.
– Без тебя знаю, – отмахнулся молестий. Он был уставшим после дороги, и все, чего желал, – поскорее завалиться спать, а с утра осмотреть город.
В том, что они прибыли ночью, были и свои плюсы; их никто не видел, а потому, если он выйдет в своей повседневной одежде, на него никто не обратит внимания. А, проклятие! – чертыхнулся он, наблюдая, как за дверь выходит последний разъяренный клиент. Даже если их догнать и приказать молчать, остальные рыцари, наверняка, уже заселяются в другие постоялые дворы, и точно не запомнят лиц тех, кого выгнали.
Обычно Лютер не делал столь очевидных ошибок, но нынче сказывалась усталость. Ненавижу юг!
Для столь небольшого города здесь слишком много съемщиков жилья. Кто-то из них легко мог оказаться скрывающимся магом. Но все завтра.
Лютер терпеливо дождался, когда подготовят его комнату (перевернут матрас с подушкой на другую сторону и, если повезет, сменят оделяло на более чистое), и отправился спать. Уснул он мгновенно, едва успев снять доспехи и ощутить под головой подушку, легкий смрад которой он решил игнорировать.
Привычка поздно ложиться и рано вставать тоже была одним из предметов гордости Лютера, и посему он поднялся еще до рассвета. Умывание прохладной водой, подготовленной заранее в оловянном тазу, чистка зубов эликсиром, который молестий всегда таскал с собой в поясной суме, и легкая разминка. Что еще нужно?
С утра на улице царила легкая прохлада, но Лютер, сменив свое рыцарское облачение на более уместное для города одеяние, чувствовал себя вполне уютно. Кончено, бессменный меч дополнял сию идиллию.
Вообще, юг он не любил вовсе не из-за холода и вечной промозглости – викаране должны с видимой легкостью преодолевать подобные неудобства, – но по причине неудач прошлого. Точнее всего одной неудачи, но достаточной, чтобы перечеркнуть все прежние жизненные свершения, даже самые великие.
Эфер являлся одним из тех городов, где народу, казалось, плевать на собственную судьбу. Грязь и смрад заполняли узкие переулки, а чересчур высокие для подобного города стены не пропускали внутрь достаточно свежего воздуха, даже несмотря на раскрытые настежь ворота.