Трофейная банка, разбитая на дуэли
Шрифт:
Это все — к вопросу о документальности. Вернее, об отсутствии таковой.
Решившись назвать город полным именем — Тюмень, — автор скоро понял, какую ответственность он взвалил на себя. Ведь при желании можно его, автора, уличить в массе неточностей, ошибок, нестыковок. Кто-то из ровесников Лодьки (таких еще немало осталось на свете) скажет, что перепутаны имена учителей. Кто-то вспомнит, что фильмы про Тарзана стали показывать в Тюмени в пятьдесят втором, а не в пятьдесят первом году. Кто-то станет уточнять: детская библиотека находилась вовсе не во дворе... Ну и так далее, без конца...
Автор и сам себя не раз ловил на всяких "ляпах". Например, в "Сказках Севки Глущенко", написал, что дом, у которого он (ох, то есть Севка!) встретился с Юриком, стоял на улице Челюскинцев, а не Урицкого. На самом-то деле — на Урицкого. Кое-кто его еще помнит. Старший друг автора (похожий на Лешку Григорьева) рассказывал даже, будто в этом доме до войны был кукольный театр...
Дело в том, что, написав "Сказки Севки Глущенко", автор вовсе не думал, что через четверть века возьмется за продолжение (не верил даже, что доживет до такой поры). Но вот, захотелось ему рассказать про вторую Севкину (то есть Лодькину) дуэль и про то, как горько терять и как радостно находить в детские годы друзей...
Однако, взявшись за "Трофейную банку", автор понял, что от разных несоответствий избавиться не сможет. Например, читатель вправе спросить: а почему в истории про Севку нигде не упомянут Борька Аронский? А он упомянут, но под другой фамилией. Однако, если ту фамилию пришлось бы потянуть во вторую книгу, это вызвало бы новую путаницу, а может быть, и чьи-то обиды...
Впрочем, хватит. "Откат" занял чересчур много места. Пора возвращаться к Лодьке на Мушкетерских дворах.
...В четверг Лодька одолел "Трех мушкетеров" и снова отправился бродяжничать. Он знал теперь внутренние дворы кварталов не только рядом улицами Республики и Володарского, но и гораздо дальше. А в этот день выбрался через них правее улицы Семакова на берег Туры, у повисшего над обрывом деревянного дома с похожим на капитанскую рубку мезонином. И на заречные дали он смотрел сейчас не как на давно знакомые места, а как Васко Нуньес Бальбоа на Тихий океан, когда вышел к нему через джунгли Амазонки...
В пятницу Лодька решил, что не пойдет в библиотеку. Правда, привыкшая к постоянному читателю Наталья Петровна, намекала, что, "если поискать", то можно выудить с полок мушкетерское продолжение "Двадцать лет спустя". Это было соблазнительно. Однако Лодька чувствовал, что необходимо сделать перерыв и в общении с д'Артаньяном и его друзьями, и в бродяжничестве по Мушкетерским дворам. Потянуло к прежней жизни. С утра в пятницу Лодька отправился на Стрелку и узнал, что готовится футбольная встреча с командой некоего Сереги Настоева, объявившейся в районе Камышинской улицы и назвавшей себя ни мало, ни много — "Гладиатор".
Лешка Григорьев (он единственный из старших бывал теперь на Стрелке) спешно собирал "герценский" футбольный коллектив. Лодьке обрадовались. Был здесь и Аронский, но с Лодькой они друг на друга не смотрели. Впрочем, игре это не вредило. Личные нелады — одно дело, коллективный интерес — другое.
Играли на широкой поляне за логом. "Гладиаторов" "герценские" разделали в пух и прах: семь — три. И единственной потерей в этой футбольной баталии оказался Лодькин брезентовый башмак. При крепком (и победном!) ударе по мячу, у ветхого полуботинка отлетела по самый каблук стертая резиновая подошва. Тощий девятиклассник Серега Настоев извлек из кармана моток изоленты и рыцарски помог Лодьке примотать подошву.
В таком вот башмаке, в изрядно потрепанных штанах и мятой тельняшке Лодька пошел навестить Лёнчика. Тот Лодьку увидел в окно, радостно выпрыгнул из калитки. Болячка на его губе заметно усохла.
— Хорошо, что пришел!.. Только купаться мне сегодня нельзя...
— Все еще болит этот гер... греп...
Лёнчик засмеялся:
— Герпис... Не болит уже. Но у меня сегодня день рожденья!
Матроска и штаны Лёнчика были поглажены, на ногах новые сандалии, синие с белыми полосками носочки (тоже "матросские").
— Поздравляю. Девять стукнуло?
— Да!
— Бежит времечко, — умудренно покивал Лодька. — Скоро на пенсию...
— Да!.. — опять засмеялся Лёнчик. — Но еще не завтра. — Лодя, ты придешь в гости?
— Я? — растерялся Лодька. — Да куда мне... в таком-то виде... Вот и башмак сегодня раздолбал...
— Ну... это же не сейчас, а в четыре часа... — Лёнчик сразу приуныл. Почуял, что Лодька может увильнуть.
— Я... не знаю даже. А кто еще к тебе придет?
— Никита и Федя, я про них говорил. И еще Наташа Ветлугина, тоже из нашего отряда...
"Компания... Что я буду среди них делать?"
— А мама... тоже будет?
— Она только заглянет, чтобы сварить какао, и уйдет на работу... Лодь, ты что, боишься ее?
После такого вопроса, что оставалось делать?
— Ладно, в четыре, — сурово сказал Лодька.
Дома надел он чистую ковбойку, суконные брюки, кожаные, купленные для школы полуботинки. Припорошил маминой пудрой синяк на подбородке. Причесался. Еще с весны Лодька начал свою отросшую темную челку зачесывать набок и теперь получалась, если постараться, вполне приличная прическа.
Что подарить Лёнчику, Лодька решил еще по дороге домой. Книжку писателя Корнеева "Путем отважных". Ничего более подходящего не было. Немного жаль, но ради такого дела можно пожертвовать. Как там называлась диссертация Арамиса? "Всякой жертве должно сопутствовать некоторое сожаление..." Или что-то вроде этого...
Книжка лежала не на стеллаже, а на этажерке. Почему-то под новыми учебниками. Лодька потянул ее. Конечно же, учебники посыпались на пол. Лодька (ругая систему народного образования) взялся их поднимать и увидел на нижней полке плоскую картонную коробку. Игра "Острова"!