Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Шрифт:
Ведущий новостей, проникновенно глядя с экрана в глаза зрителям и со скорбным выражением лица, за которым угадывался внутренний восторг от потрясающих известий, которые выдалось ему сообщать гражданам Америки, говорил о том, что банда неизвестных террористов напала на маленький городок в Скалистых горах, сожгла церковь, разгромила полицейский участок, захватила оружие, боеприпасы, убила троих полицейских, нескольких ранила, пытала местных пастора и единственного в городе журналиста, продержала всех в страхе около двух часов, потом неожиданно исчезла, не предъявив никаких требований и ничего, кроме оружия из полицейского арсенала, не взяв с собой. Рассказ сопровождался кадрами, демонстрирующими обгоревший остов церкви, разбитые компьютеры в полиции, разбитые машины, ломаную мебель, сожженные бумаги, потом на закуску жадным до сенсаций, особенно если в них есть элемент ужаса, американцам показали трупы троих несчастных полицейских, изуродованное лицо пастора и крюк в его спальне, на котором он висел полтора часа.
— Что скажете? — весело спросил странный гость у Звягина. Давида он вообще игнорировал.
— Вы, наверное, тот самый Маратик? — вопросом на вопрос ответил Звягин.
— A-а, Таня вам уже изложила свои соображения… Да, тот самый и есть. Но это в данный момент неважно. Так каково ваше мнение?
— Насчет чего?
— Ну не валяйте дурака. Вы же хотите поскорее встретиться с женой, так зачем нам тянуть время?
— А это что, ваши орлы?
— Мои, — с гордостью в голосе ответил Маратик.
— Полный бред. Если нужно захватить город, у нас это делают проще. Захватывают, например, школу или больницу. Безо всякой стрельбы, быстро и просто.
— Э-э, вы не понимаете разницы! Захвати мы школу или больницу, они бы вызвали вертолеты, солдат и покрошили бы нас всех вместе с больными. У них же есть указания насчет заложников. Если процентов двадцать пять из них при захвате погибает, операция считается удачной. Если больше, то не очень удачной. В любом случае заложники их не особенно смущают. А здесь видали, как они растерялись?! А?! Сатана на них напал! Церковь сжег! Пастора к потолку подвесил! Вот ужас-то! А главное — непонятно! Страшно! И не просят ничего! Каждый из них в душе с самого детства такого случая ждал. Это для них как сказка наяву. Как Стивен Кинг, которого они все обожают. Дьявол сошел с небес! Вот они и прошляпили, вызвали войска только тогда, когда мои парни уже свалили оттуда. Упустили время. А вы говорите — школа, больница…
— Где Таня?
— Да успокойтесь вы, все с ней в порядке, я же сказал. Увидите ее скоро. Через несколько минут.
— Что тебе нужно? — спросил Звягин, сев в кресло и перейдя на «ты». Не нравился ему этот воскресший из мертвых. А когда кто-то ему не нравился, он мгновенно выносил ему приговор.
— Я вижу, — вглядевшись в глаза Звягина, ответил Маратик, что я вам пока что не внушаю доверия. Что мне нужно? То же, что и всем. И вам в том числе. Власть мне нужна, не хотел я это слово вслух произносить — так банально оно звучит, просто тошно делается. Так ведь она же всем нужна. И все стесняются. В вашей вот, России-матери, в любой очереди услышишь: «Вот я бы на его месте…» А дальше вариации идут. Или бы он на его месте — месте президента, генерала или там министра какого-то, уж не меньше, на меньшее мы не согласные, — либо, к примеру, жидов бы пострелял всех, или войну грузинам объявил, или всех проституток к стенке поставил, или водку бесплатно раздавал на предприятиях — каждому по потребности… А я подумал, неужели и мне всю жизнь вот так же думать придется, как алкашу у пивного ларька? Вот собрал ребяток, поставил им сверхзадачу. Ну, личным примером поспособствовал. Я ведь для них — сверхчеловек, мессия. Вот так-то. Мне нравится, а что? Сверхчеловек! — Он посмотрел на себя в зеркало, висящее на стене.
— Как ты здесь оказался, парень? — спросил Звягин.
Ему действительно было интересно, как этот тип сумел обмануть таких профи, как Сумской и его команда.
— О Господи, да проще пареной репы! Вы что, имеете в виду мою смерть в Казахстане? Да вы просто, наверное, не думали на эту тему, или Таня вам слишком сумбурно все рассказывала. Было нас два брата. У меня способности с детства еще проявились, ну, вы знаете какие. Как только люди меня не называли — экстрасенс, йог, маг, волшебник, — в общем, ясно. Сразу хочу сказать, что никакого тут волшебства нет. Трудолюбие — вот основа основ. Ну и, наверное, я хороший, действительно хороший психолог. Так ведь это тоже все своим трудом, своим горбом. Большую роль, пожалуй главную, сыграло отсутствие комплексов так называемой этой морали. Как я это все не люблю, если бы вы знали! Да и сами вы, я так понимаю, не очень-то ее нормам следуете… Так вот, когда люди сталкиваются с полным пренебрежением, с отсутствием этих норм по большому счету — не в мелочах, а в глобальном масштабе, — они просто теряются. Им кажется, что это дьявольщина. Поймите, я говорю о вещах глобальных, подчеркиваю, тут надо смотреть в корень, в самое ядро человеческого мышления. Вы скажете… — Он увлекся и словно читал заученную давно внутри себя речь, которую, видимо, ему не перед кем было раньше произносить, и не заметил, что Звягин ничего не говорил. Маратику же виделось, что в этом месте повествования должен последовать вопрос из зала, так сказать. — Вы скажете — Гитлер, вы скажете — царь Ирод… Гитлер ваш — мелочь. Дешевка. Вернее, потуги у него были, не больше. Мышление неандертальца. Впрочем, как и у всех остальных. С той поры мозг человеческий в размерах-то не увеличился, да-с. — Маратик ходил по комнате.
Звягин вдруг подумал, что может спокойно — пистолет все еще был у него в руке — выстрелить и покончить с этим уродом, но где потом искать Таню… Лучше обождать.
— Даже не в размере мозга дело. Комплексы, комплексы, шоры, которые люди сами установили перед собственными носами и привыкли к ним так, что весь мир им теперь видится только через узкую щелочку. А в мире так много всего, столько разного, чего никто практически не видит. Только из-за того, что не хочет видеть. Вся эта ахинея — цепи, которыми они сами себя сковали. Государство, институт брака, семьи, да, черт возьми, любая сторона человеческой жизни полностью извращена, и из нее выхолощено все более или менее живое, человеческое. Подчеркиваю — человеческое — это не означает добрую улыбочку. Необязательно… Так вот. Продолжаю. Взять, например, армию. Что за чудовищная форма жизни — болваны считают чуть ли не за честь строиться в колонны и выполнять приказы каких-то идиотов, идти и убивать таких же болванов, которым другие идиоты что-то тоже приказали. Два кретина что-то там не поделили, а я, к примеру, должен за них отдуваться. И так во всем! — Щеки Маратика раскраснелись, он действительно увлекся. — А это их Добро и Зло, на которых все и строится, вся их трухлявая пирамида? По их выходит, что добро, настоящее, большое, как они считают, не является добром, пока оно не наказано. Чем больше добро, тем мучительнее за него наказание. Натаем с Христа. Главный их символ добра, да? — Он заглянул Звягину в глаза. — И что же? Показательный процесс, мучительная смерть, святой Антоний, святой Франциск. Да все великомученики — великомученики, заметьте! Мучаются все! Это — добро. Ужас какой-то. А сказки детские взять — то же самое. Вот я и воплощаю в жизнь то, что они, видимо, подсознательно хотят все. Они не чувствуют себя по-настоящему хорошими, пока не пострадают. Или они, или их близкие. Но это я так, — заметил он, взглянув снова на Звягина, — это не главное. Я на эту тему долго могу говорить, сейчас не время. Потом как-нибудь, если вам будет интересно. А как я все устроил? Братец мой — близнец, был алкаш записной. А я, плюнув на комплексы, еще тогда начал сотрудничать с органами. Хоть какое-то удовлетворение плотское от жизни получал. Подобие власти — но все равно приятно. Мне же ничто не чуждо, в том числе и деньги проклятые… Завез я своих лекарей доморощенных в Казахстан — среди них, кстати, надо признать, талантливые были ребята. Особенно Таня, поэтому я ее в Питере придержал. От греха. Мало ли что могло случиться? Она — умница, могла раскусить всю эту историю, больно уж примитивно было сработано. Сейчас я это отчетливо вижу, тогда же казалось — чудо, а не комбинация. Я, кстати, как понял — начал в органах наших доблестных сомневаться. Они, по-моему, до сих пор считают акцию образцовой. Насколько мне известно, даже что-то похожее несколько раз устраивали своими силами…
Что было дальше? Дальше — сбросил я с горы мужика, по весу и росту на меня похожего, — уголовника какого-то, органы мне его и порекомендовали. Справиться с подобной задачкой я мог достаточно легко — не зря же изучал различные боевые школы… Не улыбайтесь, не улыбайтесь, — заметил он Звягину, который и не думал улыбаться. — От меня, кстати, органы получили первые уроки русского рукопашного боя. Я ведь тогда любого их каратиста заваливал — они не понимали, что происходит. А братика — Игорька моего — мы закололи наркотой под завязку и вместо меня в психушку определили. Я же остался в Казахстане. Преподавал в спецлагерях психологию и боевые искусства. Команду нашу к тому времени большей частью пересажали. Кто поспособнее — к себе переманили, как Таню. Кто был бездарен — так запугали, что глазом моргнуть боялись, не то что на контакт с «Маратиком» питерским, с братцем моим, выходить. Когда мне наскучило с ментами возиться, я через границу утек на Восток. Гипнозом промышлял, денег заработал, купил себе все — документы, общественное положение. Я свободный человек, господин Звягин, теперь мне проще. В Америке несколько лет как живу, дружину себе сколотил. Но это так, от нечего делать. А сейчас другая работа подвернулась — посерьезнее.
— Ты имеешь в виду Мясницкого? Что тебе от него было надо? Зачем все эти штуки?
— Это не штуки. Это называется психотеррор. Отлично действует. Люди начинают совершать ошибки, столкнувшись с неведомым. Когда это происходит, они, сами того не ведая, выдают мне свои дальнейшие планы, утрачивают бдительность.
Первая проба по захвату фирмы Мясницкого состоялась, когда я подставил под удар их дилера. Хотел заработать полмиллиона, но вышла досадная случайность — парня убили местные наркоманы, деньги исчезли. Я их поискал, потом плюнул, отдал дело на откуп своим орлам. Ищут вот по сию пору. И уверяю, найдут.
— Хватит! — Звягин говорил с неприкрытой злобой в голосе. — Где Татьяна? Зачем понадобилось похищение? Опять психотеррор?
— Какое похищение? Просто я хотел побеседовать со старой знакомой. Столько лет не виделись. Она ведь меня дважды похоронила… А сейчас — о главном. Александр Евгеньевич, я вам предлагаю работу. Фирма ваша на грани краха. Кроме вашего хваленого Джошуа Бронски на земле найдется не один умный человек, который сможет управиться с его капиталами. Так как? Все права и обязанности у вас будут прежними. Начальство будет другое.
— Это ты, что ли, начальство?
— Не будем конкретизировать… Короче говоря, обдумайте мое предложение. Засим все. Сейчас вы сядете в машину, она стоит у подъезда. Ключи в «бардачке». Поедете к себе в офис. Ваша супруга находится там.
— А если ее там нет?
— Зачем мне вас обманывать? Я мог вообще здесь не появляться. А вас, была бы нужда, хлопнул снайпер, — он взглянул на окно, — вот хотя бы с той крыши. Вы же этого не ждали, правда? Да, совсем забыл. В магнитоле машины — кассета. Включите ее, когда поедете. Это будет вам интересно послушать. — Он неожиданным шутовским жестом выхватил из кармана брюк конверт, помятый по углам, и кинул на стол. — Держите, Давид!