Тролль Ее Величества
Шрифт:
– Последняя более-менее приличная деревня на нашем пути. Сбросим лошадей и повозки, а дальше налегке.
– Куда сбросим? – не дошло до меня.
– Продадим, – разъяснил эльф, – просто продадим, и ничего больше. Ладно, хорош дрыхнуть.
Вывалившись на улицу, я еще раз от души потянулся, рассматривая окрестности. Мы остановились у общинного дома, окруженного стайками галдящих ребятишек и пугливо оглядывающимися разноразмерными селянками.
Солнце весело смотрело вниз, и в его согревающем свете жизнь продолжала идти своим чередом. Низко наклоняясь, на пыльной дороге взад-вперед суетились
Во всем этом умиротворении я ничего нового не почувствовал.
– Куп, а каково это “быть героем”?
– В смысле?
– Вот ты сказал “герой дня”. И мне стало интересно. Герои, они ведь немного по-другому видят этот мир. И, верно, чувствуют себя тоже по-особенному? И как же, интересно? Я вот вдруг подумал! У них же совсем иная жизнь. Всякие там подвиги, сражения, уважение, почет… Не то что у нас! День прожил, и слава Небу! Есть сегодня выпить – хорошо, нет – день не задался. Есть крыша над головой – здорово! Нет – под любым деревом я найду себе приют, лишь бы муравьи с комарами не сильно доставали.
Помню, когда я только вселился в подаренный мне королевой домик, через Уилтаван проезжал какой-то знаменитый рыцарь. Имя, правда, не помню, но, кажется, родом из Хлабустиана. Он ехал на огромном вороном коне в сопровождении оруженосца и мальчика-пажа. Весь такой важный… Даже, можно сказать, красивый… Едет, лошадь под ним копытками вверх-вниз, коленочки углом, длинный хвост дугой. У самого героя волосы по плечам вьются, усищи чуть дрожат, доспехи блестят. Девочки охают, дамочки ахают – красота! А я вот зашел как-то в свой квартал при полном параде и вооружении, но, правда, без коня: бабы в одну сторону, собаки в другую! А я ведь тогда еще и трезвым был!..
– Вот назвал ты меня “героем”. А что такого я вчера натворил? Да ничего! Просто спасал свою задницу. Ну и ваши заодно.
– Действительно, – ухмыльнулся Куп, – подвигом это назвать трудно. Все равно мы бы разогнали этих малышей по округе!
– Малышей?! – уставился я на товарища. – Дружище, а ты когда-нибудь видел, что остается от деревень, когда в отсутствие мужчин туда заглядывали эти малыши?
– Нет… – потупил взор эльф.
Из общинного дома вышел Айдо в сопровождении братьев Храу и кого-то из наемников. Следом появились местный староста и пара длиннобородых дедков. Они при всех церемонно пожали нашим руки и, отдав какой-то приказ местным мужичкам, удалились восвояси.
– Сговорились о сделке, – кивнул эльф. – А что касается отличий твоей или, допустим, моей жизни от жизни героев… Знаешь, я могу дать тебе почувствовать это.
– Ты серьезно?
– Абсолютно! Как ты посмотришь на то, что по прибытии в Вильсхолл тебя будут встречать и чествовать как самого настоящего героя? Представь себе: ты въезжаешь через главные ворота города, сотни труб сопровождают каждый твой шаг, горожане бросают тебе под ноги цветы, знатные господа и дворяне склоняют перед тобой головы, а на широкой украшенной лестнице тебя встречает ее величество как равного себе! И к тебе уже не будут обращаться просто так: “Эй, Лукка-Висельник!”, а торжественно и почетно… допустим: “Тролль ее величества!” Звучит?!!
– И еще как… – оторопело вытер я губы и подбородок.
– Потерпи немного, паря. – Старик осторожно перевернул Само на живот; – Сейчас будет больно, но ты, я вижу, не из хлипкого десятка.
– Давай, отец… – прохрипел вор и зажмурился, – я готов.
– Вот и лады. Вот и лады… – приговаривая, врачеватель поглаживал спину раненого вокруг торчащего древка стрелы, – лады! – И неожиданным резким движением выдернул из тела обломок полторушки.
Вжавшись в лавку, раненый захрипел, заливаясь хлынувшей изо рта кровью.
– Ух ты, пакость какая! – любовался обломком старик. – Глянь на наконечник, паря. Будешь в храме, богам благодарственную отслужи. Только чудом в живых остался.
– Не выбрасывай… ее… – задыхаясь, попросил Само.
– На память оставить хочешь? Тоже дело: можно хороший оберег сотворить. – Отложив стрелу в сторону, дед начал вытирать бегущую из раны кровь. – Только когда это будет? Ну да ничего, ничего. Глядишь, Итабр смилостивится, и ты не загнешься раньше времени. Да и я на старости лет былое вспомню… Травками полечу да заговором хворь погоняю. Было время, боги были ко мне милостивы, помогали…
– Отец… как зовут-то, – Само закашлялся, – имя твое как? За кого богов просить?
– Э, паря! Я им уже и не особо нужен. А имени своего не скажу, не обижайся. Люди раньше Белоголовым звали; так когда это было. – Ведун, бросив в деревянный таз окровавленную ветошь, начал обсыпать рану толчеными высушенными травами. – Щипать будет, ты уж не взыщи. А звать можешь, как бабы с деревни кличут – Калиной. Калина, стало быть, А тебя как называть прикажешь?
– Само, – зажмурился от боли вор, – Само из Гольлора.
– Пусть так и будет, – кивнул Калина. – Кто ж тебя так изувечил, солдатики, поди? И чего ж не поделили? Али натворил чего?
– Знаю много. Видел лишнее… – сжал зубы Само – как и предупреждал старик, рана немилосердно защипала.
– Случается… – Ведун заканчивал накладывать на рану повязку. – Ты, паря, поспи. Не мучайся. Во сне боль и не слышна, да и силы приходят. А утро будет утром. Верно я говорю? – Он положил морщинистую руку на затылок раненого: – Спи, паря, спи…
“Как же, уснешь тут!” – подумал было Само и почувствовал, что перед глазами все плывет, а душа проваливается в блаженное никуда.
– Гляди-ка, и уснул! – удовлетворенно качнул головой Калина. – Можем еще, можем. – Укрыв раненого одеялом, он начал потихоньку прибираться, то и дело поглядывая на Само. – А ведь выздоровеет, мстить пойдет, – с горечью прошамкал старик, – вор, поди!
– Я не знаю, когда и куда они ушли! Меня держали в тюрьме. Вы понимаете это?! – наверное, уже в сотый раз, дрожа, отвечал Михаэль.
Его не били, не пытали. На него даже не повышали голос. Яра просто сидел напротив стоящего навытяжку сержанта и, ковыряя сучковатой палочкой опавшую хвою, время от времени задавал вопросы – спокойным вкрадчивым голосом. Но от этого спокойствия Михаэлю было не по себе еще больше.