Трон и плаха леди Джейн
Шрифт:
Он умолкает, его улыбка становится натянутой, поскольку я, очевидно, лишилась речи от свалившегося на меня счастья.
— И посему, — продолжает он, — вам следует с радостью возложить на себя звание, титул и положение королевы Англии, приняв от нас клятву верности, которую вскоре принесут вам и остальные подданные королевства.
И он падает на колени, а за ним падают и все присутствующие, пока я не остаюсь единственной стоящей фигурой в зале, глядящей сверху вниз на ряды склоненных голов.
— Каждый из нас без колебаний пролил бы за вас свою кровь, отдал бы свою жизнь! — драматически
Открыв глаза, я, к ужасу своему, понимаю, что лежу там, где упала, и что никто — ни моя матушка, ни муж — не пошевелились, чтобы помочь мне. Это и значит быть королевой? Я одна, совершенно одна, и так будет до конца дней моих. Даже мысль об этом мне невыносима, и я уже не сдерживаюсь. Лежа на полу, я закрываю голову руками и разражаюсь жалобным плачем, громко всхлипывая и содрогаясь всем телом. Я знаю, что это грех! Мы обязательно будем, навеки проклятые, гореть в аду, и я вместе со всеми, пусть меня и силой принудили соучаствовать в этом дурном деле.
Нортумберленд бесстрастно глядит на меня сверху. Он явно считает меня глупой девчонкой, которая не понимает, как ей повезло, и не двигается с места, не желая выказывать чувств, что было бы при данных обстоятельствах с его стороны неприличным. А может быть, он, подобно остальным, полагает, что со мной приключился приступ горя, вызванный вестью о смерти кузена Эдуарда, и надеется, что я вскоре вспомню, что истерика есть проявление плохого воспитания, и возьму себя в руки.
Что толку плакать, если никто не обращает внимания! Мои всхлипы становятся тише, и несколько минут спустя, поняв, что никто не собирается меня успокаивать, я вытираю глаза и сажусь. Герцог протягивает мне руку, чтобы помочь подняться. Я, шатаясь, встаю на ноги. Теперь я с удивительной ясностью сознаю, что мне следует делать.
— Корона по праву принадлежит не мне, — заявляю я каким-то тонким детским голоском. — Это мне вовсе не нравится. Законная наследница — леди Мария.
По залу пробегает шепот изумления. Глаза Нортумберленда вспыхивают гневом. Ему не верится, что я осмелилась бросить ему вызов — девчонка могущественному герцогу! Он наверняка думал, что без труда справится со мной.
— Ваша светлость, вы бесчестите себя и свой дом, — резко вскрикивает он.
Вмешиваются мои родители, пораженные и смущенные не менее, чем он:
— Ты неблагодарная девчонка! — гремит батюшка, краснея лицом. — Ты забыла свой долг перед нами, которым ты всем обязана? Не говоря уже о подчинении воле его покойного величества или решении твоих знатнейших подданных, что здесь присутствуют?
— Ты будешь делать то, что тебе говорят! — шипит матушка.
— Я поступлю так, как мне диктует моя совесть, — твердо отвечаю я, решив стоять на своем перед лицом их враждебности, своего страха и телесной слабости.
— Неужели вы полагаете, что король Эдуард, блаженной памяти, действовал вопреки воле Божией, завещая вам корону? — спрашивает герцог, по тону которого ясно, что терпение у него на исходе.
— Он был болен и, я уверена, повредился в уме, — упорствую я. — И похоже, на него
Могущественный Нортумберленд явно не ожидал от меня подобной прямоты. Вряд ли кому-либо доводилось говорить с ним столь откровенно, и уж конечно не его коллегам-советникам. И вот я, обычная девочка, летами годящаяся ему в дочери, публично заявляю, что он продажен и своекорыстен.
Мои родители, кажется, снова изготовились наброситься на меня, открыв в возмущении рты, но вдруг, по знаку отца, вперед выходит Гилфорд и кладет ладонь мне на руку. Его прикосновение заставляет меня отпрянуть, и герцог хмурится, но Гилфорд не отнимает ладони. Конечно, он лично заинтересован в моей покладистости, и герцог, без сомнения, заранее его натаскивал. Как трогательно: красивый юный супруг нежно уговаривает свою строптивую супругу исполнить ее долг.
— Милая Джейн, — ласково начинает он, и я тотчас понимаю, что он играет роль. Для него ее наверняка записали на бумаге, зубрил, наверное, целый день. — Умоляю тебя, — продолжает он, — исполни свой долг и прими высочайшую честь, что Господь оказал тебе. Я хорошо знаю, что для этого нет других, более достойных по рождению, образованию и убеждениям, и ясно, что Господь назначил тебе быть спасительницей Его верного народа.
Я в изумлении смотрю на него. Если бы заговорил осел, я бы так не удивилась.
— Корона по праву принадлежит не мне, — повторяю я.
— Подумай, — не отстает Гилфорд под пристальным взглядом отца, — подумай, как много ты сможешь сделать для истинной Церкви; подумай, что станется с теми, кто исповедует истинную веру, если на престол взойдет леди Мария. Если ты отвергнешь корону, то на тебя ляжет ответственность за их судьбу. Подумай об этом, Джейн!
Господь избирает самые необычные средства, ибо слова Гилфорда поражают меня сильнее, чем я могла бы себе когда-либо вообразить. Герцог смотрит на него прямо-таки с обожанием. Наверное, Гилфорд произнес больше, чем ему велели, и этого хватило, чтобы в душе моей зародилось сомнение. Все собравшиеся придворные, кажется, затаили дыхание, ожидая моего ответа.
Я отчаянно пытаюсь собраться с мыслями. Меня беспокоит сознание того, что истинные протестанты могут пострадать за свою веру, что обязательно случится под властью Марии; эта мысль заставляет мое сердце дрогнуть. Мой муж прав: их судьба находится у меня в руках.
Что мне делать, Господи? — мысленно молюсь я. Я во всех отношениях недостойна этой высокой чести, не принадлежащей мне по праву, но я боюсь Твоего суда, если откажусь от нее. Направь меня, покажи мне, молю Тебя, что я должна делать.
— Я должна помолиться о наставлении, — говорю я, опускаясь на колени.
Хотя мои глаза закрыты, все, наверное, видят борьбу, происходящую у меня внутри. Но битва вскоре оканчивается, и оканчивается победой: теперь мне ясна Божественная Воля. Истинная вера должна восторжествовать над сомнительным титулом. Мой долг быть ее заступницей — иного пути для меня нет. Эта чаша горька, но я должна испить ее. Мое судьбоносное решение принято. Нортумберленд одобрительно наблюдает, как я открываю глаза и призываю Господа ко мне в свидетели: