Трон Люцифера. Краткие очерки магии и оккультизма

Парнов Еремей Иудович

Преступление и колдовство, они равно повинны как в самих ужасах, так и в их умножении. Вне зависимости от точки отсчета, логика эволюции «заставляет их «мировые линии» сойтись у одной и той же черты, за которой уже ничего более не остается, как «оскорбить именно природу», осознавшую самое себя через венец творения - человеческий мозг. Именно поэтому обскуранты и человеконенавистники всех мастей, способные, однако, возвыситься до осознания полной бесперспективности подобного бунта, обращают свое ядовитое бешенство на науку и искусство, без которых немыслимо познание объективного мира. Отсюда и людоедский афоризм: «При слове культура я хватаюсь за пистолет».

В следующем очерке мы увидим, как тесно переплетутся змеи криминала и черного колдовства.

Черная месса

На юношу из черной книги магий

Смотрели зорко с выцветшей бумаги

Изображенья для нечистых глаз,

Все мерзости, каких бежит рассказ.

Роберт Саути, «Баллада о молодом человеке»

ОЧЕРЕДНАЯ

СЕССИЯ вновь восстановленной «огненной камеры» - чрезвычайного трибунала, учрежденного еще Генрихом Вторым (1547) для борьбы с кальвинизмом, была назначена на 10 апреля 1679 года. Когда судьи Людовика Четырнадцатого, «короля-солнца», вошли в задрапированную черным сукном залу, лейтенант коннополицейской стражи Дегре самодовольно приосанился. Злодеяния арестованной им на паперти собора Нотр-Дам Катрин Монвуазен, урожденной Дезейе, далеко превосходили подвиги маркизы-отравительницы Жанны де Бренвье, которую бравый полицейский в свое время сумел извлечь из святых стен льежской обители. На совести дородной красавицы, представшей на сей раз перед судом, были такие подвиги, что даже королевскому юристу метру Ларейни пришлось, дабы унять тошноту, прибегнуть к флакону с нюхательной солью. Пристально вглядываясь в измученную пытками подсудимую, чье некогда роскошное, стоившее 15 тысяч ливров платье было изодрано, запачкано кровью и нечистотами, Габриель Никола Ларейни машинально перелистал лежащие перед ним протоколы. Собранных следствием материалов было более чем достаточно, чтобы без лишних слов передать ювелиршу Монвуазен парижскому палачу. В ее саду в Сен-Жермене было найдено 2500 закопанных детских трупиков и неразвившихся эмбрионов, а изъятого при обыске крысиного яда вполне хватило бы, чтобы отправить на тот свет добрую половину мужей, наскучивших своим женам. Однако не заурядные отравления смущали метра Ларейни и уж тем более не подпольные аборты. Особая деликатность процесса заключалась в том, что клиентками Монвуазен состояли особы с очень громкими именами. Ее услугами пользовались, например, герцогиня Орлеанская, герцогиня Бульонская и сама маркиза де Монтеспан, заступившая место постригшейся в монахини Лавальер. Могущественная фаворитка, подарившая его величеству четверых детей, сама переживала теперь трудный момент «смены караула».

Любовный приворот. С картины фламандской школы XVII в.

Ювелирша рассказала о составе приворотного зелья, предназначенного для короля, куда входили высушенные и истолченные в порошок кроты, кровь летучих мышей, шпанские мушки и смешанное с колдовскими травами вино.

Получив личное указание Людовика сжечь сразу после вынесения приговора все документы, Ларейни понимал, что скользит по лезвию ножа. К счастью для истории, юрист не выполнил королевских инструкций, и дело было сдано в архив, откуда извлек его в 1792 году вихрь революции.

Лишь благодаря этому мы знаем теперь во всех подробностях, как проходили так называемые черные мессы.

Одна из гравюр тех времен запечатлела Франсуазу де Монтеспан лежащей на жертвенном столе, над которым склонился изувер-священнослужитель, окропивший кровью зарезанного младенца ее обнаженное тело. Благодаря предусмотрительности Ларейни нам известно имя черного мага. Это знаменитый аббат Гибур. Двадцать лет практиковал он черные мессы в заброшенной церкви Сен-Марсель и с помощью восковых фигурок энвольтовал на смерть. Представшая перед «огненной камерой» супруга почтенного ювелира Монвуазена была посредницей между Гибуром и придворной камарильей, которой оба они служили, не зная устали.

Услуги их были весьма разнообразны. Например, поименованные выше принцессы мечтали избавиться от опостылевших им супругов, не прибегая к мышьяку, ибо прах сожженной после отсечения головы маркизы де Бренвье еще носился в воздухе. То обстоятельство, что обреченные на смерть пэры Франции упорно не желали умирать, никого не смущало. Раньше ли, позже ли, но энвольтования подействуют, и ни о чем не подозревающие рогоносцы начнут усыхать. Гибур терзал окрещенных кукол булавками, его сообщница набивала мошну, а титулованные негодяйки развлекались вместе с любовниками на черных мессах. Словом, все они могли позволить себе не торопиться. Обстоятельства мадам де Монтеспан, повторяю, были много сложнее. На озаренном «королем-солнцем» небосклоне всходила новая ослепительная звезда. Нежные чувства, проявляемые Людовиком к юной маркизе де Фонтан, ни для кого уже не были секретом, и промедление грозило Монтеспан безжалостной отставкой. Трижды она пробиралась в заброшенную церковь, чтобы лечь в чем мать родила на холодную каменную столешницу. Перерезав во славу Асмодея и Астарота горло очередному младенцу, Гибур трижды наполнял кровью колдовскую чашу, которую, согласно ритуалу черной магии, ставил между ног королевской любовницы, а колдовство все не срабатывало!

«Желаю, желаю, желаю!
– словно в горячке, твердила отвергнутая метресса.- Пусть навсегда сохранят король и наследник дружбу ко мне! Пусть и впредь останется королева бесплодной, и пусть покинет ее король ради меня! Пусть жалует король меня и моих родных всем, что я пожелаю! Пусть считаются со мной и любят меня высокие вельможи! Пусть пригласят меня к участию в королевском совете, дабы я знала обо всем, что там говорится! Пусть король изгонит Фонтан и никогда больше не взглянет на нее! И пусть расторг нет король свой брак с короле вой и обвенчается со мной!» Все мерзости, все вопиющее ничтожество власти, сосущей кровь великого народа, раскрываются в этой нечестивой молитве Жалкий монарх, с легким сердцем идущий на любое преступление ради удовлетворения сив минутной прихоти, погрязшие в пороках ничтожества-куртизаны, зловонная атмосфера преступности, круговой поруки и кумовства. Человеческая жизнь не стоила и гроша, а точнее, оценивалась в пять-шесть ливров,

которые приходилось выкладывать Гибуру, чтобы приобрести в населенном бедняками квартале еще одного некрещеного младенца для людоедской потехи. Собранную в чаше кровь он — как то рекомендовали старинные гримуары - запекал в облатки и причащал ими, кощунственно пародируя католическую мессу, свою сиятельную клиентку. Привлекая адские силы угодным им богохульством, шестидесятисемилетний пастырь изливал при этом потоки самой непристойной ругани. Короче говоря, он проделывал все те чреватые костром гнусности, в которых инквизиторы в течение четырех веков облыжно пытались обвинить мыслителей, реформаторов, ученых.

Едва ли сам он верил в силу таких магических упражнений, а если и верил, то не мог не знать, что заказанная фавориткой черная месса на даст желаемого. Ведь по настоянию других дам - герцогини Ангулемской, мадам де Витри - тот же аббат Гибур служил дьявольскую обедню ради погибели Монтеспан. О, это был на редкость доходный промысел! Черная месса стоила 100 и более тысяч ливров, за носковую фигурку Монвуазен брала 20, за порцию мышьяка - 50 тысяч. Учитывая «оптовые» цены на новорожденных детей, которых не могли прокормить матери, а также ничтожную стоимость мышьяка, барыш выглядит поистине фантастическим. Несмотря на занесенную над головой Ларейни карающую длань короля, невзирая на ожесточенную травлю растревоженного осиного гнезда аристократов, фанатичный судейский решил выжать из Монвуазен все до капли. И ювелирша, которой пытка развязала язык, уже не надеясь на покровителей, подробно объяснила каждую статью бухгалтерской книги, обнаруженной в ее доме. Рассказала она и о составе приворотного зелья, предназначенного для короля, куда входили высушенные и истолченные в порошок кроты, кровь летучих мышей, шпанские мушки и смешанное с колдовскими травами вино.

Испробовав этот «любовный напиток» на венценосном партнере, Монтеспан и тут не добилась успеха. Более того, ветреный монарх все-таки успел обзавестись новой пассией. Прибегнув в который раз к помощи безотказной ювелирши, отчаявшаяся Франсуаза велела изготовить специальный пакет, чтобы отравить короля, когда тот соблаговолит ознакомиться с поступившими на высочайшее имя прошениями. Для подколодной змеи Фонтан были заказаны отравленные перчатки. Именно на этой кульминационной стадии полиция и произвела первые аресты. Число обвиняемых достигло 147 человек. В деле фигурировала даже такая особа, как маркиза Марзини, кузина почившего кардинала Мазарини и также бывшая королевская любовница. Однако на костер вместе с ювелиршей Монвуазен взошли только 35 осужденных. Предупрежденная самим королем, Марзини скрылась в Гент, отвергнутую Монтеспан с рентой в 20 тысяч ливров отправили в ее собственное поместье, а сатаниста Гибура упрятали в тюрьму.

Насквозь прогнивший режим мог еще 112 лет скрывать от глаз народа грязные пятна на своих затканных геральдическими лилиями простынях.

«Тот, кто даровал людям королей,- писал Людовик Четырнадцатый в назидание будущему- Людовику Пятнадцатому,- желал, чтобы их чтили как его наместников, и одному себе предоставил право судить об их поступках».

Расстанемся на этом с тайнами королевского дома Бурбонов, чьи архивы, поднятые на поверхность силой революционного взрыва, помогли нам пролить толику света на самую темную сторону колдовского действа. Займемся самим действом. Джеймс Джордж Фрэзер с тонкой иронией и прозорливостью говорит в «Золотой ветви» по поводу черной мессы следующее: «В необразованных слоях современной Европы продолжают оставаться в силе различные формы магии и религии. Так, согласно одному сообщению, во Франции большинство крестьян продолжает верить в то, что священник обладает тайной и неодолимой властью над природными стихиями (то есть попросту является магом.- Е. П.)… Гасконские крестьяне также верят, что, для того чтобы отомстить своим врагам, злые люди иногда склоняют священника отслужить обедню, называемую обедней святого Секария. Знают эту обедню очень немногие, и три четверти из них ни за что на свете не согласились бы ее отслужить. Только недобрый священник отважится исполнить этот отвратительный обряд, и можете быть уверены, что на страшном суде он дорого за это заплатит. Викарий, епископ и даже архиепископ города Оша не имеет права отпустить такой грех. Одному лишь папе римскому принадлежит это право. Служить обедню святого Секария можно только в разрушенной и запущенной церкви, где ухают ко всему безучастные совы, где в сумерках бесшумно летают летучие мыши, где по ночам останавливаются на ночлег цыгане и где под оскверненным алтарем притаились жабы. Сюда-то и приходит ночью недобрый священник со своей возлюбленной. Ровно в одиннадцать часов он начинает задом наперед бормотать обедню и заканчивает ее, как только часы зловеще пробьют полночь. Священнику помогает его возлюбленная. Гостия, которую он благословляет, черна и имеет форму треугольника. Вместо того чтобы причаститься освященным вином, он пьет воду из колодца, в который было брошено тело некрещенного младенца». Обратим внимание на слова «священник со своей возлюбленной».

Для успеха колдовских действий магу требуется женская энергия, и, пусть символически, королевская любовница и прочие высокородные аристократки должны были непременно изображать с престарелым Гибуром кульминационную сцену шабаша - брак Сатаны с юной ведьмой. И, по-видимому, шли на такое и даже приводили с собой чичисбеев [28] , которых, однако, не поражала слепота и глухота.

Воланду, чтобы устроить памятный бал, тоже понадобилась «королева». Взяв на себя ее роль, Маргарите чисто условно, сделалась супругой властителя ада. Поскольк} практически каждый что-то знает о колдовских манипуляции из художественной литературы познакомимся коротко с из так сказать, непременной aранжировкой, регламентом. Это понадобится нам в заключительные разделах, посвященных деятельности сатанистских сект современного Запада.

28

Постоянный спутник состоятельной замужней женщины, сопровождающий ее на прогулках и увеселениях.