Троны Хроноса (Империя тысячи солнц - 5)
Шрифт:
Лар снова кивнул. Она была не такая, как другие должарианцы на станции, но он все равно боялся ее.
– Я узнаю, что можно сделать относительно всех ваших просьб, а потом вернусь и расскажу вам.
– Спасибо, Лар, - с улыбкой сказала пожилая женщина.
Лар вежливо улыбнулся в ответ, открыл дверь и выскочил в коридор, раздумывая о только что состоявшейся встрече. Ему вспомнились слова Тат. Сначала заключение на Аресе, потом здесь. Единственные рифтеры на Пожирателе Солнц, кроме них. Одиночество их троих - его, брата и кузины вдруг показалось Лару чуть менее полным, и для бори это было очень приятное
4
АРЕС
Панарх надел Знак Доблести на шею адмирала Нг. Грациозно поднявшись, она поклонилась ему в точности так, как требовалось по протоколу, но его ответный поклон был несколько ниже, чем полагалось. Затем Себастьян Омилов и другие члены Малого Совета вышли вперед, чтобы принять ее в их число.
Панарх смотрел на Омилова вежливо, но отчужденно. В памяти гностора всплыл их мучительный разговор здесь же, в Кругу, после отлета рифтеров; тогда голубые глаза Панарха не были ни вежливыми, ни отчужденными, ни пустыми. Под конец маска вернулась на его лицо, и легкий голос вновь обрел свой безупречный контроль, но это возвращение к протоколу и внешним формам учтивости как нельзя яснее сказало Омилову, что доверие Панарха он потерял. Он остался ценным советником, но перестал быть близким другом.
На миг Омилова посетила мечта о побеге и путешествии по следам рифтеров. Какие открытия могли бы ждать его там? Но услужливая память тут же подсунула ему краткий разговор с Эсабианом и тот ужас, который он пережил в Должарском застенке. Он тряхнул головой, чтобы отогнать это воспоминание. Как ни мало ценят панархистские военные эксперты Пожиратель Солнц в качестве артефакта чуждой цивилизации, должарианцы в этом смысле дорожат им еще менее.
Церемония завершилась, и начался прием в честь нового верховного адмирала. Омилов с привычной ловкостью принес свои извинения и удалился.
Чем дальше транстуб углублялся в Колпак, тем больше в нем становилось народу. Капсула приближалась к соединению с онейлом. От толчка Омилова прижало к возвращающимся со смены рабочим. Большинство лиц вокруг выражало то же, что испытывал он: усталость и напряжение.
От нечего делать он стал изучать перечень остановок. За две станции от своей он увидел название "Сады Джихана" и, повинуясь импульсу, сказал:
– Выхожу!
Капсула затормозила, и он вышел на красивую дорожку, обсаженную колокольными деревьями и душистым кустарником. Он огляделся, и его депрессия немного прошла. Справа ухоженный парк спускался к озеру, слева стояла Галерея Шепотов.
Он пошел по дорожке к увитому плющом зданию, стараясь разобраться, что его толкнуло на это. К сплетням он всегда был равнодушен - и к светским, и к политическим. Во время своего пребывания при дворе он часто бывал на Монтесьело, но никогда не чувствовал ни малейшего желания посетить тамошнюю Галерею Шепотов.
Говорить он не собирался и теперь - хотел лишь послушать, говорит ли здесь кто-нибудь о Пожирателе Солнц и есть ли у него единомышленники. Он слишком уж изолировал себя от других - ему полезно взглянуть на собственные действия со стороны.
Усмехаясь над собой, он вошел внутрь и очутился среди огней и зелени, которые преломлялись в зеркалах и стекле, словно в гранях кристалла. Через несколько шагов он столкнулся лицом к лицу с величественной седовласой дамой.
– Себастьян Омилов!
– саркастически изумилась она.
– Ваша светлость!
– поклонился Омилов. Безупречно элегантная леди Бритт Вакиано, Архонея Кемаля, символ предыдущего поколения, дотронулась до его руки:
– Называй меня лучше тетей Бритт, мой мальчик. Или Явный Прерогат выше подобной фамильярности?
Десять минут назад Себастьян Омилов чувствовал себя старым и утомленным, но сейчас покраснел, как школьник.
Почтенная матрона, прищурившись, увлекла его к скамейке, завешанной пальмовыми ветвями. Тихий плеск водопада за стеклом заглушал их голоса.
– У твоей матери все благополучно, хотя она осталась на Чернякове. Кажется, она наконец простила тебя, что ты покинул двор.
Омилов засмеялся, испытывая в равных долях веселье и грусть.
– Ты должен знать, почему мы не последовали твоему примеру после самоубийства Тареда, - продолжала она, скрестив руки и глядя прямо ему в глаза.
– Я думал...
– Ты думал, что мы примирились с этим. Нет - как раз наоборот. Отчего, по-твоему, Семион всячески избегал появляться при дворе? Оттого что боялся встретиться с теми, кто очень хорошо понимал, что у него на уме. И если бы Геласаар узнал, что творит Семион, мы были бы ему нужны.
– А я вот ушел, - поморщился Омилов.
– И уплатил за это двойную цену, дорогой мой, - улыбнулась она. Старые дела могут подождать до другого раза - успеть бы обсудить новые. Для начала скажи; что привело Себастьяна Стойкого сюда и в этот час?
– А что особенного в этом часе?
– помедлив, спросил Омилов.
– Сейчас чуть больше девятнадцати - ранний вечер в Высоких Жилищах и на планетах, где день близок к стандартному. В светском обществе это был мертвый час - до недавнего времени. Ты, как всегда, отстаешь от моды. Молодая Картано постановила посвящать это время в Галерее Шепотов определенной теме. Текущая тема - любовь.
Это было так неожиданно и так расходилось с тем, чего он ожидал, что он не сдержал смеха.
– Ни война, ни смерть, ни разрушение, похоже, не отбили у людей вкуса к клубничке, - с ироническим блеском в глазах сказала Архонея.
– Молодая Ваннис восстановила мою веру в человеческую природу.
Омилов, не зная, что на это ответить, переменил разговор:
– Вы знаете, что профет Антон Рамануян находится здесь? Теперь он, правда, именует себя "Тате Kaга".
– Он-то и вызвал меня сюда. Я битый час могла бы рассказывать о приключениях, с которыми добиралась на Арес. Бесконечные скачки с рифтерами на хвосте... можно подумать, что не восемьдесят лет, а восемьдесят дней прошло с тех пор, как мы карабкались по скалам Петрова с бластерами в каждой руке, отбиваясь от Шиидры. Нет, правда - как будто вчера все это было. Как и твоя молодость, когда вы с Иларой и Геласааром ставили оперы в Малом Дворце, а маленькие Брендон и Гален из кожи лезли, дразня угрюмого Должарского мальчугана, взятого нами в заложники. Теперь мы постарели, а главные роли исполняют они.
– Она хлопнула себя по коленям.
– Хотя мы еще тоже кое на что годимся. Я здесь для того, чтобы помочь мальчику, сыну Геласаара, собрать флот. Мы сгоняем сюда все наши корабли: если победим, то построим новые, а если проиграем, нам все равно конец.