Троны Хроноса
Шрифт:
Барродах верно рассчитал время, чтобы доложить об одном небольшом достижении.
— Мы вернули в Аванзал Слоновой Кости еще одно произведение искусства...
— Но остальные погибнут вместе с Аресом и Рифтхавеном, — сердито оборвал Эсабиан. — Аванзал следует полностью обновить. Я доставлю туда моих предков с Должара, и это место будет их обиталищем, а все, что удастся восстановить, — данью их памяти.
От музея — к мавзолею.
— Будет исполнено, — сказал Барродах, однако не ушел.
— Еще
— Рифтхавен продолжает требовать возмещения убытков за утерянные в бою корабли, хотя мы заявили, что никакой ответственности за это не несем.
Эсабиан обнажил зубы.
— Ты полагал, что после смерти Хуманополиса они успокоятся.
У Барродаха екнуло сердце. В ту пору известие о том, что Хуманополис отравился, очень его порадовало, но без старого синдика, обладавшего тонким чувством политического равновесия, два других лидера стали совсем неуправляемыми.
— Пообещай им что-нибудь. Наследник скоро разделается с ними.
Блокнот Барродаха подал сигнал, и бори от неожиданности дернул щекой. Что такое стряслось, если Гилеррант смеет прерывать его встречу с Аватаром?
— Прошу прощения, господин, — начал он, но Эсабиан прервал его:
— Выведи сюда, если это что-то важное. — Аватар добродушно указал на экран против кресла.
Что ж, по крайней мере ему не скучно. Блеснул световой луч, и на экране появился Лисантер. При виде его лица боль в челюсти и голове Барродаха достигла апогея — умовыжималка и то, вероятно, не доставляет таких мучений.
— Мой господин, — сказал Лисантер, — я обнаружил, что станция теперь набирает мощность сама по себе. Если скорость роста не изменится, до полной активации, по моим расчетам, осталось не более шестидесяти дней.
Барродах сквозь пелену боли испытывал самые противоречивые эмоции. В уме у него возник образ темпатки, выбрасываемой из шлюза. Такая хорошая новость — почему же ученый выглядит таким несчастным?
Та же мысль, вероятно, посетила и Аватара, который произнес одно только слово:
— И?
Лисантер конвульсивно сглотнул. И его слова ввергли мучимого болью Барродаха в ужас.
— Мой господин, у панархистов есть гиперрация.
14
Ник Корморан нажал на дверную клавишу, испытывая нетерпение от микрозадержки отпирающего механизма. В студии пахло потом, несвежей пищей, старой заваркой и озоном.
— Есть одна рыба, — сказала Дерит Й'Мадок. — Большая.
Ник потер руки, забыв про запах.
— Кто такой?
— А ты угадай. — Дерит повернула к нему кресло, весело прищурив темные глаза.
Ник со вздохом плюхнулся в собственное кресло.
— Терпеть не могу загадок. Фазо? Нг? Кестлер? Панарх? — Он называл кого попало, сам не свой от нетерпения.
— Тепло. Даже очень.
Раздражение Ника как рукой сняло.
— Уж не Ваннис ли Сефи-Картано?
— Теперь ты понимаешь, зачем я тебя вызвала, — кивнула Дерит.
— Я к ней не пойду, — заявила Лиэт с другого конца комнаты. — Она меня обжарит на медленном огне и выдаст тонкое критическое эссе относительно вкуса.
Ник обвел взглядом других репортеров — все гримасничали и отмахивались. Дерит, когда пришел ее черед, сказала кисло:
— А меня ты туда не пошлешь даже ради девяноста процентов баллов.
— Какой улов-то? — вздохнул Ник. — Покажи мне ее письмо.
— На поверхности, разумеется, ничего обнаружить нельзя. — Дерит прошлась по клавишам пульта. Ник воззрился на экран.
«Что касается вашей недавней передачи, я очень рекомендую вам прогуляться по Галерее Шепотов в пять часов вечера».
Ник прищурился, словно пытаясь проникнуть сквозь экран в мозг отправительницы.
— Пять — это время их новомодной затеи, так ведь? — спросила Тови.
— Придется говорить о любви, — ввернул кто-то.
— В игры играет, засранка, — проворчал Юмек.
— Все мы любим играть в игры, — сказал Ник, — а игра всегда одна и та же, только правила меняются. Генц Сефи-Картано делает высокую ставку, и это пятичасовое свидание само по себе говорит о многом.
Дерит кивнула с серьезным видом:
— Она знает, о чем мы умалчиваем, — стало быть, должна знать почему. Следовательно, она либо хочет помочь нам...
— Либо заткнуть нам рот, — хмуро бросил Юмек.
— Либо заткнуть нам рот, — согласилась Дерит, — по в любом случае она хочет что-то взамен. Одно несомненно: для нее это важно, иначе она вообще не стала бы нам писать.
— И у нее есть нечто, могущее заманить нас на ее территорию, — быстро смекнул Ник.
— Что-то насчет рифтеров? — спросила Лиэт. — О них ведь речь?
— М-мм. — Ник сунул руки в карманы, покачиваясь на каблуках.
— Притом в любовном контексте, — вскинула косые брови Тови.
Ник вернулся в тесное жилище, которое делил с несколькими техниками среднего уровня. Часть внимания он, как всегда, уделял болтовне в общей комнате и коридорах. Разговоры о войне и жалобы на трудные условия жизни прошивались извечными нитями интимных сплетен.
По привычке Ник всегда выбирал самые людные дороги и самый густонаселенный район обитания. Перед дверью в свою комнатушку он вдруг осознал, что всю свою жизнь прожил в поллойской версии Галереи Шепотов.