Тропа барса
Шрифт:
Он прошел коридор, еще один. Проскочил по кругу еще пяток коридоров, убедился: никто за ним не следил. Через пять минут оказался в каптерке, закрыл за собой дверь на хлипкий шпингалет, перевел дух. Сердце стучало гулко и часто: будет смешно и глупо, если он потянул пустышку и все эти штучки — просто игра воображения. Закурил, перевел дух и только потом расстегнул рюкзачок, развязал.
Увидел, как чуть-чуть подрагивают руки. Запустил их внутрь и выудил обычный целлофановый пакет. Всего восемь увесистых, вглухую запаянных пакетов из толстого целлофана, в каждом — белый порошок. Мужчина улыбнулся одними губами:
Ворон почувствовал, как колотится сердце и пот заливает глаза. Уходить, и немедленно!
Автоматически он затолкал все обратно в рюкзачок, сам рюкзак уложил в свою объемистую сумку на самое дно: бросать его в каптерке — это как себе в суп плюнуть! Если рюкзачок найдут-таки здесь, то его очень скоро вычислят, выдернут и вывернут наизнанку. В прямом смысле.
Сверху он уложил кусок дерюги, мотки проволоки, инструменты, стараясь, чтобы какой колюше-режущий инструмент не продрал ненароком рюкзачок. Хотя кожу продрать и непросто, береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет. А то и похуже.
Теперь нужно было чисто уйти.
Не торопясь, Коля выкурил половинку «Примы», вытащил из внутреннего кармана кургузого пиджачишка загодя припрятанную фляжку с водкой, сделал крохотный глоточек, прополоскал рот, чуть-чуть плеснул на пиджак. Загасил пальцами бычок, приклеил к нижней губе. Из каптерки объявился с самым деловым видом, но пошел не через служебный выход, а за кулисы. Полюбовался представлением, дождался, пока музыка дошла до заключительных аккордов и девушки начали спускаться с подиума, пробурчал нечто, шмыгнул в темный зал. Его глаза привыкли к темноте, и потому он уверенно шел по проходу до двери, над которой зеленым горело: «Выход».
Глава 2
После тьмы зала вестибюль сиял, Ворон прищурился, окидывая все единым взглядом, и тут же опустил глаза. Давешний молодой человек шел в сопровождении двух других не менее подтянутых, но куда более накачанных и деловых; притом держался он достаточно беззаботно и свой пустой «дипломат» нес уверенно. Итак, хлопчика повязали, и он веселится, что «приземлят» его чистеньким, как голубя из Ноева ковчега. Хм… Надо думать, он уже нашел или еще найдет способ поделиться со товарищи, где уже заныкал драгоценный белый порошочек, и вот тут их всех ожидает разочарование. Очень крупное разочарование. Головы полетят или мозги из этих голов — в пол, в потолок, на мостовые…
Он вышел почти вслед за молодым человеком и сопровождающими, заметил, как того усадили в «Волгу», успел сделать вывод: комитетчики. Хотя здесь они назывались и по-другому, ну да комитетчик, он комитетчик и есть, его хоть горшком назови, хоть корытом — по повадке видать.
Коля шел не спеша, запрыгнул в кстати подошедший троллейбус, снял халат и спрятал сверху в сумку, проехал пару остановок, выскочил, нырнул в метро, два раза поменял линию, вышел наконец на нужной остановке и уже спокойно и не дергаясь добрался до станции. Электричкой до Вишневого было минут пятнадцать.
Дома он оказался в половине двенадцатого. Оксана ждала, в доме вкусно пахло варениками. Коля отомкнул дверь ключом, вошел на кухню. Женщина возилась над раковиной. Ворон уронил сумку, одним махом задрал ей подол и спустил трусы.
— Ой! — вздрогнула Оксана вроде от неожиданности, зашептала скороговоркой:
— Погоди,
Но когда он вошел в нее, она оказалась влажной и готовой: она ждала, заметила, что он подходит, и ждала, повернувшись спиной, выпятив сдобную задницу так, как ему всегда нравилось… Они повалились на пол, женщина кончила раз, другой, третий, а он знай гонял, зверея и возбуждаясь. Его «парень» был как каменный, он снова развернул женщину спиной, вытащил и с маху вогнал его, влажного, в другую щелочку. Она напряглась сначала, но снова стала постанывать, а он двигал животом, словно неутомимая машина, пока не зарычал, перехватив руками ее спину…
— Ну вот, теперь синяки опять будут, — ласково прошептала женщина, оглаживая его продолжающее стоять «орудие». — То-то ты как бешеный бык… Просто бык, и все…
— Она поцеловала его, а Колян лежал на спине и чувствовал спокойствие и блаженство; казалось, сейчас какая-то фраза «Я тебя люблю» — и он заплачет, разрыдается, будто маленький ребятенок, уткнувшись Оксанке в грудь… Но такой глупости она не говорила никогда. И не скажет. А он и подавно. А жаль.
Ворон встал, заглянул в умывальник, подхватил оставленную в прихожей сумку.
— Ты чего, есть не будешь?
— Пока не буду.
— Я и вареники приготовила, с поджарками, как ты любишь.
— Не, Ксюха, потом. Утром. Сейчас устал как зверь.
— В «скворечнике» ляжешь?
— Угу. Там воздух свежее.
— А то ко мне бы под бок.
— Завтра.
— Ну завтра так завтра.
Николай поднялся по скрипучей лесенке в крохотную пристройку, которую называл «скворечником», плотно задернул шторы. Вытянул из сумки пакет, из него — плотный увесистый пакетик. Чувствовал, как дыхание снова стало неровным. Когда-то он баловался кайфом и знал, что… Подстелил на столик чистую белую бумажку, достал бритвенное лезвие и, разом решившись, полоснул по плотно набитому пакету.
Немного порошка просыпалось на газету, он послюнявил палец, окунул в липкую массу, положил на кончик языка. Героин. Исключительной очистки.
Ворон откинулся на койку, ощущая во рту специфический привкус. Пошарил на столике, вытащил из пачки сигарету, взял зажигалку, чиркнул кремнем. Прикурил.
Долго смотрел на язычок пламени. Захлопнул крышку, огонек погас.
Он лежал и смотрел в потолок. Восемь пакетов. В каждом, если прикинуть, граммов четыреста. Вернее, четыреста граммов. Этот товар любит точный счет. Значит, три килограмма двести граммов. Качество отменное. Ну а общую сумму он может сосчитать и без калькулятора, если грамм этой «дури» на рынке стоит двести пятьдесят долларов. Если он, Ворон, ошибся, то только в сторону уменьшения.
Пожевал губами, стараясь явственнее ощутить привкус на кончике языка…
Удивительной очистки «дерьмо». Сработали из азиатского сырья где-нибудь в здешнем НИИ хорошие лаборанты. Такой очистки на шаромыжку не добиться. Снова пожевал губами. От общей суммы кружилась голова и без всякого кайфа.
Сегодня был фарт. Вернее, Фарт! С заглавной буквы! То, что находится в этих пакетиках… Это будет… Николай снова пожевал губами, и как он ни старался, сосчитать не мог. Выругался, спустился вниз, взял старый задроченный калькулятор, с каким Оксанка приторговывала всяким тряпьем на рынке, вернулся и нажал поистертые кнопочки…