Тропа каравана
Шрифт:
— Да нет, конечно, все верно, — помощнику не хотелось не то что говорить, думать об этом… И, все же, сказав первое слово, он уже не мог остановиться. — Мы — караванщики… Мы должны действовать по законам каравана… — он словно пытался убедить себя в этом, но почему-то не мог. — И, все же… Атен, может быть, нам стоило посоветоваться с Хранителем, прежде чем принимать решение?
— Что уж теперь, — караванщик поморщился. Он слишком привык пользоваться властью, дарованной хозяину законами пустыни, чтобы задумываться, принимая решение, вправе ли он это делать.
"Но с появлением мага, хотят люди того или нет, законы должны стать другими", —
— Поздно что либо менять… Надеюсь, Шамаш поймет… Конечно, он поймет… — Почему же он чувствовал себя так мерзко? — Ведь мы по-прежнему в караване, а не в городе, где все решения принимает Хранитель…
Однако сколько он себя ни успокаивал, мысли не давали ему покоя, внутренний голос постоянно твердил: "Откуда ты знаешь, правильно поступаешь или нет, ведь в караванах раньше никогда не было Хранителей"?
— Иди. Пора собираться в дорогу… — не глядя на брата, приказал он.
Когда солнце взошло, шатер уже был разобран, его покровы и каркас уложены в повозки, а караван выстроен в цепь, готовый двигаться дальше, меряя бесконечность пустыни днями пути.
А затем минул и первый, самый трудный час дороги. И лишь тогда, возвращаясь от дозорных к себе, намереваясь поспать хоть несколько часов, и увидев шедшего возле своей повозки мага, Атен вновь почувствовал, как холод пронзил сердце. Не в силах справиться с сомнениями, вдруг охватившими его, караванщик двинулся к наделенному даром.
Шамаш давно сменил одежду своего мира на стеганные брюки и шерстяной свитер, унты с прикрепленными к ним снегоступами и полушубок, который, впрочем, был постоянно расстегнут, ведь магу было незнакомо чувство холода. Ну и, конечно, как обычно, его голова оставалась непокрытой — за все время, проведенное в караване, он ни разу не надел шапку, толи следуя какому-то своему обряду, толи просто не видя в ней смысла.
Он шел медленно, сильно хромая, время от времени бросая взгляд вперед, туда, где, на отдалении, двигался чужой караван.
Атен остановился, дождался, когда маг поравняется с ним, пошел рядом…
— Нога все еще болит? — спустя какое-то время спросил он.
— Не так сильно, как раньше. Спасибо лекарю. Тогда, в первые дни, я и не надеялся, что смогу ходить.
"Лекарь не верил даже, что ты выживешь", — мелькнуло в голове у Атена, но произнести это вслух он был не в силах.
— На все воля богов, — он вздохнул. — Но хромота…
— Она останется навсегда, — голос колдуна был все так же спокоен, словно это не имело для него никакого значения. — Ничего. Я воспитывался с мыслью, что главное сохранить душу. Шрамы же не уродуют, лишь напоминают об испытаниях, через которые пришлось пройти. И, поверь мне, эти воспоминания не всегда мрачны и болезненны, — он перевел взгляд на хозяина каравана. — Тебе так и не удалось поспать?
— Нет… Не беспокойся за меня. Я сумею выкроить немного времени потом… Шамаш, я хотел поговорить с тобой… — наконец решившись, начал он.
— О том караване? Евсей рассказал мне.
— Мы поступили правильно?
— Почему ты спрашиваешь об этом у меня? — на лице мага отразилось удивление. — Пустыня — твой дом, ее законы — твоя жизнь. Мне же слишком многое здесь кажется странным.
— Что? За все время, что ты идешь с нами, ты почти ни о чем не спрашивал…
— Я не привык задавать вопросы… Однако, ты прав: я не смогу понять этот мир лишь при помощи сказок и того, что вижу вокруг… Почему они стремились купить помощь, вместо того, чтобы просто попросить?
— Нельзя просить чужого.
— Разве все караванщики не братья по пути?
— Да, как все горожане — братья по храму… Но это ничего не меняет. Видишь ли, — караванщику и в голову не могло прийти, что кому-то надо разъяснять эти несомненные истины. "Однако, Шамаш ведь из другого мира, — напомнил себе Атен. — Нет ничего странного в том, что он не понимает…" — Каждый караван-это живое существо, у которого много голов, рук и ног… Прости, я не знаю иного способа объяснить это, только тот, каким мы рассказываем детям…
— Всякий, вступивший в новый мир — в чем-то ребенок. Продолжай.
— Так вот, караван — это гусеница… По пустыне путешествует много караванов, как много гусениц в городском саду. Одни меньше, другие больше… Но они — не единое целое. Чтобы выжить, гусеница должна заботиться лишь о себе и не думать о других… Таков закон.
— Почему же вы помогли мне?
— Этого хотела Мати. Я не мог отказать дочери, — караванщику меньше всего хотелось вновь вспоминать, тем более говорить об этом с магом, но он не мог скрывать от него правду. — Мы очень рисковали, пустыня могла прогневаться на нас, решив, что мы отнимаем у нее принадлежащее ей… Поэтому люди первое время держались от тебя в стороне. Так было до тех пор, пока они не поняли, что, приняв тебя, не нарушили воли богов… Шамаш, мы идем по грани, всегда боясь оступиться, ошибиться… Не осуждай нас за сомнения.
— Кто я такой, чтобы судить? — маг качнул головой. — Но мне не совсем понятно… Эти люди стояли на краю гибели, их… предводитель говорил, что ценит жизнь превыше всего… Неужели если бы ты отказался продать ему помощь, он и тогда не стал бы просить?
— Не стал, — уверенно ответил Атен. — Он настоящий караванщик. Для него жизнь — существование каравана, а для каравана главное — свобода.
— Выходит, всякий свободный, попросив о помощи, становится рабом?
— Это так. Прося, человек признает, что не может более жить собственными силами. Он полагается на волю другого, всецело подчиняясь ему. Таков закон. Разве в вашем мире все было иначе? Мне казалось, что тебе известно это правило. Ведь ты не просил нас тогда ни о чем, хоть и был всего в шаге от смерти. Я думал, ты тоже считаешь, что свобода стоит того, чтобы за нее умереть… Шамаш, — он бросил быстрый взгляд на мага, — ведь ты бы тогда не стал ни о чем просить нас… если бы Мати не…?
– караванщик должен был получить ответ. Ему казалось, что вот-вот привычный мир рухнет в бездну.
Какое-то время колдун молчал, словно прислушиваясь к своим чувствам.
— Нет, — наконец, ответил он, и караванщик уже вздохнул с облегчением, но маг продолжал: — Ради себя — нет… Но я бы не раздумывая сделал это, если бы был не один. Что значит свобода, если ее ценой можно спасти хотя бы одну жизнь?
— Если ты хочешь, мы изменимся…
— Нет, — маг качнул головой. — Я понимаю жизнь иначе, но это сознание другого мира. Оно может оказаться неправильным здесь, в снежной пустыне… Торговец, я готов делать для каравана все, что в моих силах, но не проси меня давать советы, решать что-то… Я еще слишком плохо знаю ваш мир. Но главное даже не это. Как бы я ни старался измениться, моя душа все еще живет тем, покинутым ею, краем. Он слишком отличается от всего, что я вижу вокруг… И я не хочу ошибиться, ибо это может очень дорого стоить.