Тропа каравана
Шрифт:
— Когда, моя госпожа? — ему так хотелось верить в это!
"Что значит век для бессмертного? Он лишь краткий миг на плаще вечности. Я ясно вижу грядущее. Перемены коснутся вашего рода во мгновение ока. Но сколько минует до той поры лет на земле, о том мог бы сказать лишь Шамаш, отмеряющий счет дней в вашем мире. Шамаш… — богиня на миг задумалась. В ее глазах разлилась печаль. — Как мне жаль его! Это Айя, лишь она виновата во всех постигших его бедах! — в голосе зазвучали нотки злости. — К чему было, зная, что Нергал в нее тайно влюблен, выставлять всем на показ свое семейное счастье? Неужели она думала, что сможет безнаказанно мучить такого грозного и необузданного, как сама стихия, мужчину? И чего она
— Великие боги! — сорвалось с уст караванщика.
"Не жалей ее, смертный. Богиня снегов никогда не была милостива к вам… И не тревожься за Шамаша. Мне известно, как вы почитаете его, сколь много он для вас значит. Прежние силы вернутся, разум прояснится, сердце оживет. Он будет счастлив. И пусть свет солнца скрывает от меня образ той, которая будет идти с ним рядом, воистину, ею станет достойнейшая из богинь!"
— Госпожа… — ему о многом еще было нужно спросить небожительницу, но тут, вдруг, Ее очертания стали тускнеть, образ подернулся дымкой, затрепетал, теряя очертания. Еще миг — и на камне осталась лишь белая кувшинка, в печали склонившая головку к покинутой ею воде.
Евсей хотел подойти, коснуться, надеясь, что хрупкий цветок сохранил в себе отблеск тепла прекрасной богини, но тут…
"Смертный!" — в его голове вновь зародился голос, на сей раз — задумчивый и тихий.
Обернувшись, караванщик увидел стоявшую на песчаном берегу сероволосую женщину с тонкими одухотворенными чертами лица.
— Кто Ты, госпожа? Могу ли я что-нибудь сделать для Тебя? — на сей раз Евсею было куда легче заговорить с гостьей, справившись со своими чувствами и мыслями.
"Ты уже делаешь, — ответила та, не двигаясь с места. Ее волосы, сливаясь с паутинками, из которых были сплетены ее одежды, трепетали на ветру, наполняя все вокруг тихой мелодией. — Я Гештинанна".
— Летописец подземного царства…
"Да. Ты хорошо знаешь легенды, — богиня приветливо улыбнулась. — Похвально. Сейчас в подземный мир приходит все больше душ тех, кто, ограничиваясь именами пяти-шести старших богов, не утруждает себя памятью обо всех остальных… Однако я отвлеклась. Моя подруга Нанше говорила с тобой…" — она умолкла, внимательно глядя на смертного, словно ожидая, что тот ответит ей, хотя в Ее словах и не было вопроса.
— Это так, моя госпожа, — Евсей склонился в низком поклоне.
"Обычно она забирает у смертных память о встречах. Но не на сей раз. Не стану этого делать и я. Мне хочется, чтобы ты все хорошенько запомнил и, вернувшись назад, записал. Ваш мир входит в новый священный цикл. Ему нужны новые легенды".
— Конечно, моя госпожа… Госпожа, означает ли это, что Ты поддерживаешь мое стремление к символам?… - несмотря на всю благосклонность небожительницы, он не осмелился спросить ее напрямую.
"Смертный, я знаю, что другим богам нравится, когда с ними говорят загадками и иносказаниями, но я люблю открытую речь, четкую и ясную, как то, что записано в Книге судьбы… Впрочем, это ничего не меняет. Мой ответ будет таков: не отказывайся от этого, что бы тебе ни говорили другие. Но при этом не отдавай свой разум во власть эмоций. Составляя легенды, помни, что сам ты живешь в обычном мире и, каких бы удивительных событий ты ни становился свидетелем, знай: они — лишь искры от костра, света пламени которого твои глаза не в силах перенесть, а потому никогда не увидят. Прощай", — и она исчезла, словно тень в полуденный миг, не оставляя даже следов на песке.
Евсей вновь остался один. Он застыл на месте, не смея шевельнуться, терпеливо ожидая последнего гостя, зная, что, следуя законам мироздания, если произошли две чудесные встречи, то должна случиться и третья. Но разве мог он предположить…
"Ты не меня ждешь, смертный?" — заговорила с ним еще одна богиня. Голос этой гостьи был бесстрастен и тверд. Так говорят властители, уверенные в своей силе, ожидая не ответа, а внимания и подчинения.
Матовая кожа, белее мела, тонкие синеватые губы, длинные черные как смоль волосы, падавшие на укрытые сумраком подземных миров плечи, окруженные длинными бархатными ресницами чуть раскосые кошачьи глаза и призрачные трепетные крылья за спиной.
Евсею не нужно было спрашивать у богини имя. Он не мог не узнать Ее — великую госпожу подземного мира, царицу земель, населенных душами умерших, повелительницу призраков и теней, неприкаянных и заблудившихся духов, богиню Кигаль.
— Госпожа, — прошептал караванщик, падая ниц.
"Встань, смертный, — казалось, что с губ богини сорвался вздох. В Ее голосе звучали грусть и усталость. — Мне нужно поговорить с тобой".
Тот с трудом и сожалением оторвался от земли, которая казалась тем единственным, что было способно удержать душу от падения в бездну мрака. Застыв, коленопреклоненный, с прикованным к земле взглядом, он ждал, чего потребует от него богиня.
"Эта маленькая сплетница Нанше рассказала тебе много такого, что смертному знать не положено, — она говорила медленно, словно раздумывая, как ей поступить дальше. — Однако, возможно, это и к лучшему… Мой муж, Нергал, решил поиграть судьбами богов так, словно мы — обычные смертные… — в ее голосе вспыхнула ненависть, в словах сквозил с трудом сдерживаемый гнев. — А самое обидное, — прозвучал болезненный, полный обиды смешок, — что сестрица Инанна, забыв о родственных чувствах, предав и меня, и нашего брата Шамаша, думая лишь о власти — великой и всеобъемлющей, стала на его сторону…" — качнув головой, она умолкла.
Евсей терялся в догадках. Он никак не мог понять, что происходит, почему грозная богиня откровенничает с ним, вместо того, чтобы безжалостно покарать за любопытство. Но разве смел он спросить Ее?
"Гештинанна права — кому-то нужно создать новые легенды, — богиня отвечала на мысленные вопросы, как на произнесенные слова… А, может, погруженная в свои мысли, она просто не обращала никакого внимания на смертного, стремясь… выговориться? Поделиться своей печалью и болью? Непонятно… — Ты должен знать все, чтобы легенды были такими… — едва заметная нерешительность, будто она не сразу смогла найти нужное слова, выдавала ее волнение, — такими, какие они должны быть".