Тропа Кайманова
Шрифт:
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В ГОСПИТАЛЕ
Яков и Лаллыкхан, предъявив удостоверения, прошли в контору, где их ждал предупрежденный о приезде заместитель начальника мастерских.
Встретил их пожилой туркмен с бельмом на правом глазу, придававшим ему растерянный вид. Поражала бледность его лица, бесцельные движения рук, как будто он не знал, куда их девать, что делать.
— Салом, Лаллыкхан-ага, салом, товарищ Кайманов, — безучастным тоном приветствовал он вошедших и вдруг, отвернувшись, прижался лбом к косяку окна, вздрагивая от сдерживаемых рыданий.
Кайманов
Человек с бельмом на глазу повернулся к ним, достал платок, вытер лицо, громко высморкался.
— Прости, дорогой, — обращаясь к Якову, сказал он. — Ты спрашивал, где Нурмамед Апас... Утром он выехал с машиной колхоза «XX лет Октября», повез с представителем колхоза отремонтированный дизель... Час назад сообщили из госпиталя, что он находится там. Нурмамед почему-то оказался в кузове. Шофер резко затормозил перед переездом. Дизель был не закреплен... Раздавил Нурмамеда Апаса. Сейчас его оперируют... Говорят, едва ли выживет...
— В каком он госпитале?
— В новом, что месяц назад прибыл. Развернули его в парке Махтума-Кули...
— Поехали в госпиталь...
Яков и Лаллыкхан вышли из проходной мастерских, сели в машину.
Кайманов отлично знал этот парк. Сейчас там не было ни отдыхающих, ни влюбленных. Раненых поступало так много, что их размещали прямо под открытым небом, укрывая от москитов и мошек марлевыми и тюлевыми пологами.
Созваниваться с администрацией госпиталя было бессмысленно: о Нурмамеде Апасе надо говорить или с оперировавшим его хирургом, или с главным врачом. Говорить с самим Нурмамедом сразу после операции вряд ли разрешат... Почему он оказался в кузове? Как выглядел шофер, который его вез? В состоянии ли Нурмамед хоть что-нибудь сказать после такой травмы? Да и тот ли это госпиталь, с которым приехала Светлана?.. Скорей всего, тот... О том, что она здесь уже с месяц, сказал и Павловский в таможне. Сроки совпадали.
Кайманов и ждал встречи с нею и вместе с тем не рассчитывал, что встреча состоится сейчас, сегодня, когда одно за другим происходят такие серьезные и такие трагические события, не зря выстраивающиеся в единую цепь.
Яков усматривал непосредственную связь между убийством Айгуль в Карахаре и несчастным случаем с Нурмамедом Апасом. Оба они, Айгуль и Нурмамед, знали что-то, что заставило врагов пойти на двойное преступление.
Войдя на территорию госпиталя, Кайманов спросил у встретившихся санитаров с носилками, где можно видеть начальника, и зашагал вместе с Лаллыкханом в указанном направлении.
Впереди за пожухлой от зноя листвой кленов и платанов виднелся летний павильон, названный санитарами административным корпусом.
Лаллыкхан остановил Якова метров за сто до павильона, предложил:
— Давай, Яков Григорьевич, пока ты разговариваешь с врачами, я пойду поищу интернат, где живет Атаджан — сынок погибшей Айгуль. Его надо предупредить, сказать, чтобы приехал на похороны в аул.
Лаллыкхан был прав: Атаджан тоже сейчас подвергался опасности. Его надо было не только предупредить, но и оградить от возможных случайностей.
— Бери машину и поезжай. Как только освободишься, жди меня у ворот парка, — благодарный Лаллыкхану за его предложение, сказал
Яков шел по дорожке парка, слушал стоны, всхлипывания, тяжелое дыхание, бред раненых, зовущих няню, сиделку, выкрикивающих команды, отпускающих ругательства на всех языках.
Невольно он вспомнил госпиталь, в котором лежал после схватки с Шарапханом... Выжил Яков только потому, что выходила его Светлана, став бессменной добровольной сиделкой. Позже он узнал, что Светлану нашел и привел к нему в госпиталь Барат. Где он сейчас? На каком фронте? Жив ли верный друг детства? Куда его забросила фронтовая судьба?
Яков, замедляя шаг, невольно вспомнил все, что происходило с ним самим тогда, в госпитале. Вспомнил белые стены, окно, тутовое дерево, собственную немощь, одолевавшие мучительные кошмары. Словно наяву снова возник в ушах непрерывный, наплывающий волнами томительный звон. Это по раскаленной пустыне один за другим шли и шли багровые от зарева заката верблюды, гремели на их шеях колокола, раздавались крики погонщиков, не прекращался ни на минуту изнуряющий звон, от которого все больше охватывало мучительное желание понять, где ты и что с тобой...
Яков тряхнул головой, поежился, пытаясь отогнать нахлынувшие видения, невольно вздрогнул, услышав крик горлинки, который почему-то только тогда и замечал, когда ему было особенно трудно: «У-ху-ху-ху-ху... у-ху-ху-ху-ху...»
...Идут и идут через раскаленные, как жерло печи, пески багровые, с изогнутыми шеями, с густой шерстью на груди и верхней части ног, с презрительно оттопыренными губами и полузакрытыми глазами, неумолимые, как сама судьба, верблюды... На шее у каждого колокол. Колокола задевают Якова, бьют по голове, наполняя ее тягучим, мучительным звоном. И нет ему никакого спасения от этого огненно-красного гула. Яков знает, что звуки не могут быть цветными, но кроваво-красный звон застилает глаза, обволакивает, душит...
Видение было настолько ощутимым, что Яков лишь с большим усилием отогнал его от себя. Выплыло из глубин памяти бледное, как стена, лицо Ольги, появились испуганные глазенки детей — Гришатки и Катюшки, робко стоявших возле койки.
Яков снова ощутил щемящее стеснение в груди при виде ребячьих лиц. И до войны и во время войны — дома он, как говорит Ольга, только гость, да и то очень, очень редкий...
«А я знаю, кто ты, — храбро сказала дочка, — ты мой папа...»
Это открытие Катюшки совсем доконало Якова: собственные дети и то не сразу узнают...
«Спасибо, Оля, что детишек привела, силы прибавила», — сказал он тогда.
Ответ Ольги поразил его:
«Так ведь сильные, Яша, без слабых не могут. От слабых-то и сила у вас...»
Светлана пришла к нему, когда он, пытаясь подняться с помощью самодельных костылей, принесенных Баратом, попал на повторную операцию.
Увидев прямо над собой ее чистый лоб, темную прядь волос, выбившуюся из-под белой косынки, внимательный и озабоченный взгляд, он не поверил, что все это наяву. Чтобы убедиться, хотел взять ее за руку, но сил не хватило... Правда, тогда Светлана хоть и отодвинула от него все заботы и волнения, но очень точно указала ему его место.