Тропа поперек шоссе
Шрифт:
Не обращая на них внимания, я обошел машину кругом и, опустившись на мостовую, ползком пробрался под задний ведущий вал. Все, что от меня требовалось, это накрутить на валу пару прочных узлов. Отряхиваясь, я вылез обратно и снова присел на обочине. А далеко-далеко уже летели крики приближающегося урагана. Вся моя шайка в истерике подпрыгивала возле транспорта и недоуменно посматривала на меня. Они ничего не понимали. Обернувшись, я оценил силу накатывающих людских волн и решил, что автобус отчалит раньше. Капитан маленькой шхуны, конечно, разбирался в подобных делах. Он завел двигатель, как только
Проводив машину глазами, я достал сигарету, рассеянно помял в пальцах. Я исполнил все, что задумал, украсив мир еще одной жестокой нелепицей. Жить далее было незачем.
– - Ловко вы его, па!
– - Но ведь пустой ехал! Совсем пустой!.. Влезли бы всей капеллой.
Банда толпилась вокруг меня, лопоча на все голоса. Я обратил лицо к хмурому небу и напряг одурманенный мозг.
– - Господи!..
Мне хотелось вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но я не мог подобрать ни единого слова. Я знал только как Его зовут, но понятия не имел, каким языком с ним следует разговаривать. Я был бы рад повторить что угодно, но мозг был пуст, память отказывала в помощи. И снова я пролепетал единственное, что знал. Обращение слетело с губ, по буквам рассыпалось в воздухе.
– - Господи!..
Я перевел глаза на сигарету. Она опять потухла. Ко мне услужливо подскочили. Щелкнув зажигалкой, поднесли огонек. Рядом присел неопределенного пола и возраста волосатик, страстно зашептал:
– - С Мантой это вы здорово, па! Еще бы вон тех купчишек пощупать, а?
– его маслянистый взгляд скользнул по группе горожан, прибежавших на шум двигателя. Оказавшись в нашей компании, те чувствовали себя крайне неуютно. Крохи достоинства не позволяли им удрать, но даже отсюда угадывалось их напряженное состояние. Волосатик продолжал глядеть на них облизывающимся шакалом. Я вдруг понял, что если не отвечу ему, меня обязательно вырвет.
– - Поразвлечься хочешь?
– - я сухо сглотнул.
– - Ну так!..
– - Тогда терпи...
– - Дотянувшись до его руки, я мягко прижал к коже окурок.
– - За что, па!
– - он дернулся, но ровно настолько, чтобы не оторваться от жгущей сигареты. По телу волосатика прошла крупная дрожь. Окурок потух, придушенный его плотью, и он, поскуливая, отполз в сторону. Банда загоготала. Даже тот, с лошадиным оскалом, тоже мелко попрыскивал в свой единственный кулачок. Отвращение не ушло, напротив, смех этой кодлы только усилил его.
– - Уходите, -- с трудом произнес я.
– - Все! Куда-нибудь!..
Они продолжали стоять.
– - Ну!
– - угрожающе процедил я.
– - Или мне сосчитать до трех?
Они нерешительно попятились. Развернувшись, побрели вниз по улице нестройным стадом.
Черт подери!.. Даже в их удаляющихся спинах присутствовало нечто такое, отчего хотелось ругаться и молотить кулаками по асфальту. Не выдержав, я поднялся и торопливо зашагал в противоположную сторону.
Э П И Л О Г
Все мое дальнейшее существование можно было бы определить достаточно просто: жизнь тела, лишенного души. К счастью, наступил очередной из моих провалов, память замкнулась, и я не запомнил ровным счетом ничего. Мытарства обезличенного существа, бродячего сгустка материи -- не слишком лакомый эпизод для пересказа. Тело мое, должно быть, мерзло возле костров, просило подаяния и толкалось в автобусных давках. Кажется, оно удостоилось чести еще раз побывать в резиденции черного властелина. Властителей интересовали подробности исчезновения Манты. Они пытали мое тело в подвалах, расспрашивали за столом. Тело осталось безучастным. Вероятно, там, в фокусе взоров великих и полувеликих оно показалось изрядно скучным. Оно разочаровало их, оно надоело им, и его выбросили вон. И вот тогда снова потянулись города и дороги. Бессмысленный и длинный Путь...
Когда сознание вновь возвратилось в свою законную оболочку, было яркое утро. Золотя пески, солнце плавно взлетало к зениту. Я сидел на неровном гребне бархана и смотрел вперед, не веря разуму и зрению. Это не было миражом, это не было обманом зрения. Передо мной простиралась Лагуна.
Поверить в нее было непросто. Но я поверил. И, испустив протяжный вопль, припустил по обжигающему песку. Грудью упав на мелководье, долго и жадно вбирал в себя глотками соленую воду.
Море! Волны!.. Моя Лагуна!..
Только вволю напившись, я нашел в себе силы оглядеться. Сверкающая зелень воды выжимала из глаз слезы. Она тянулась до самого горизонта и не собиралась исчезать. Она простиралась так далеко, что крепнущим сознанием я наконец сообразил, что она всегда была здесь, и это я покинул ее, колеся по чужим, ненужным мне землям. Она не могла исчезнуть, потому что обладала жизненным постоянством, а мы появлялись и исчезали, топтали ее бархатные пески и, неудовлетворенные, куда-то снова уходили. Она оставалась и терпеливо ждала нас всех на том самом месте, на котором мы
ее оставляли.
Обернувшись на плеск воды, я замер. Из волн, на мгновение загородив собой солнце и потому украсившись сияющим нимбом, выходил старик -- худой, обросший длинным седым волосом, с закатанными по колено штанами. Жилистыми руками он вытягивал за собой сеть. И по мере того, как он выбирался на берег, вода на мелководье все больше оживала, вскипая плавниками и рыбьими спинами.
– - Василий!
– - тихо позвал я.
Старик выпрямился, приложил ладонь козырьком ко лбу, посмотрев в мою сторону. Стоило ему чуть повернуться, и чудо разрушилось. Он не был Василием, он лишь отчасти походил на него. И снова вернулся страх. Может быть, и Лагуна была чем-то совершенно иным?
Старик подошел ближе, но теперь я уже не решался на него смотреть. Зачерпнув в пригорошню несколько тысяч песчинок, я опустил глаза вниз. Легкие как пыль крупинки посыпались через щель между пальцами, струйкой щекоча колено. Я шумно вздохнул. Когда упадет последняя, бред окончательно развеется. Лагуна и старик пропадут, а я снова окажусь в каком-нибудь каменном городе, наводненном автобусами и рыбьими богами, увижу возбужденные толпы и воочию прочувствую смысл Великого Пути -- Пути, который я разучился понимать.