Тропа пьяного матроса
Шрифт:
– Вадик, тогда мы должны жить так, как требует Бог. Чтобы попасть в тот домик в раю…
– Надя, я уверен, Бог устал от нашего вранья. От разбитых о пол храма колен, от жизни по уставу. Может, он и имя своё забыл, потому что этим именем люди прикрываются, когда делают гадости. Он хочет, чтоб мы были честными. Не отличниками, которые хранят в страхе целомудрие и исправляют ошибки в словах у случайных людей, а ночью гладят себя под одеялом. А хулиганами, дерзкими битлами, Бродскими. И он улыбается, когда кто-то вдруг понимает знамя.
Между тем, звёзды за скалой начали быстро пропадать, их как будто сжирала матовая чернота ночи, а потом мы увидели первую вспышку, за ней вторую. На нас шла гроза. Минут через пять мы начали различать далёкие раскаты грома. Парочки, сидевшие на гальке, спешно уходили с пляжа, остались только
– Вадик, все ушли. Ты не боишься грозы? Точно Бог на нас гневается.
– Надя, ничего страшного не случится. Даже если мы сейчас пойдём купаться, всё будет хорошо.
– Ну я же не дурочка. Ты разве не знаешь, как хорошо вода проводит ток? Рядом с нами в море ударит молния, и мы мгновенно умрём.
– Вот у меня была тысяча ситуаций, когда я мог умереть. Но ведь жив! Я тебе сейчас историю расскажу.
– Давай историю. Но только не про махатм и педиков!
– Эта история приключилась, когда я был третьеклассником, коллекционировал бабочек и ходил в Межшкольный краеведческий музей – узнавать основы энтомологии. Марина Павловна, сотрудник музея, решила приобщить меня к туризму и позвала в поход с шестиклассниками на охотбазу «Красный камень». Я пошёл. Была ранняя весна. Темнело, мы шли по узкой лесной тропинке, а с неба срывался снег. И вот – «Красный камень»: холодные комнаты с двухъярусными кроватями, тусклая лампочка на потолке. Мы собрались в тёмной каморке с железной «буржуйкой», где поселилась наша предводительница, и слушали, как она настраивает гитару. Вдруг Марина Павловна говорит: «Вадик, ты сегодня в своём первом походе и должен пройти испытание. Вот ведро, набери воды из колодца!» Я вышел в морозную ночь и подошёл к колодцу, который прежде видел только в кино. Крутить ручку оказалось очень непросто. Когда ведро поднялось, я едва удерживал ручку, упираясь левой рукой в бортик. «Так. Если я отпущу левую руку, то мне не удержать ворот. Поэтому я сейчас убираю правую руку и быстро перехватываю ведро!» Рукоятка бьёт меня в висок, и лицо заливает кровь. «Неправильно поступил, – думаю, – надо было всё-таки перехватывать левой рукой. А ещё попробую набрать полведра!» Вытаскиваю ведро, ставлю на бортик. Наливаю воду, несу в комнату, из которой несётся: «Сладострастная отрава, золотая Брич-Мула!» Песня обрывается, все смотрят на меня… Утром мы катались на картонках с горы – за ночь навалило снега. На третий день началась оттепель, я шёл по проталинам под синим небом и рвал для мамы подснежники, складывая их в картонную коробку. Помню, как браво прохожу вечером по аллейке от Центрального рынка в красных шароварах, за спиной – советский коричневый рюкзак, а на виске – непривычная корочка. Захожу в квартиру и с порога кричу: «Мама! Через неделю мы идём на Чёртову лестницу!» Но… В свой следующий поход с ночёвкой я пошёл только на третьем курсе университета. Я недавно побывал на Красном камне. Всё перестроили, но колодец совсем не изменился. И кажется: если дождаться ночной россыпи звёзд, набрать воды и вернуться в каморку, я обязательно услышу: «Мы залезли в долги и купили арбу, запрягли ишака со звездою во лбу…» Я увижу в полумраке Марину Павловну с гитарой и шестиклассников, жующих мои бутерброды с жареной курицей.
– Железной ручкой колодца по виску – это как Смерть своим подолом тебя задела. А ещё я помню историю, как вы с дядей собирали грибы и наткнулись на огромного дикого кабана. Мне начинает казаться, что у тебя девять жизней!
Надя уже не дрожала и спокойно наблюдала, как последние звёзды гаснут над чёрной скалой.
– И Бог любит тебя. Почему?
– Я должен что-то понять, очень важное. Найти какую-то маленькую шестерёнку, без которой мир не крутится, не печётся хлеб, без которой нет любви. Найти и всем рассказать!
– Вадик, обернись! Смотри вверх! На склоне!
Там, куда показывала Надя, происходило нечто странное. В лесу, на склоне горы, сверкали огни – яркие, белые, и они постоянно двигались, поэтому мы не смогли сосчитать их точное количество. Я предположил, что это люди с фонариками на лестнице, ведущей наверх, к монастырю. Внезапно огни замерли, а потом двинулись вниз по склону, один за другим.
– Вадик, мне страшно! С моря гроза, а
– Я думаю, это спасатели. Случилось что-то нехорошее.
Мы наспех натянули джинсы, закрыли палатку и пошли по гальке к спасательной станции. Огни тоже спускались, мерно раскачиваясь, миновали последнюю каменную лесенку и выстроились на покатом бетонном спуске. Вдруг сверкнула молния, и мы увидели в руках мужчин носилки с человеком, с головой завёрнутым в тёмную ткань. Двое других спасателей держали под руки девушку в коротком сарафане, с растрёпанными волосами. Я вспомнил: час назад, когда только начиналась гроза, она уходила с пляжа с лысоватым мужчиной за руку, смеясь, а в другой руке несла бутылку шампанского. Следующая вспышка – я разглядел её лицо подробно: тушь размазана, глаза закрыты, на руках – кровь. Процессия вышла на пляж, и тут я заметил катер, подошедший к берегу. Люди с фонарями быстрыми движениями погрузили на катер носилки, помогли подняться девушке, залезли сами и быстро отчалили, даже не посмотрев на нас.
– Надя, я всё понял, – я обнял девушку, стоявшую в оцепенении, – эти двое поднимались пьяными к монастырю, ты помнишь, какая там лестница крутая, и без перил? Видимо, человек потерял равновесие, упал с высоты, разбил голову и умер. А спасатели забирают потерпевших по морю.
– Они решили убежать от грозы и… всё. Знаешь, а ты прав. Бояться глупо. Давай вернёмся к палатке. Ты напоишь меня вином и будешь любить крепко-крепко, а после этого мы пойдём купаться в грозу. Мы доверимся Богу и будем беспечными, как дети.
Мы, держась за руки, пошли по берегу. Вспышки молний становились реже, начался мелкий тёплый дождь. Я снял с Нади одежду и забросил в палатку, потом поцеловал в упругую грудь, в живот, опустился перед девушкой на колени. Когда мы заходили в море, вокруг всё уже кипело и клокотало, косые струи дождя били нам в спины, а мы смеялись, передавая друг другу бутылку с недопитым вином. Её пару раз накрыла волна, вино стало горьковатым и солёным. Мне вдруг представилось, как сквозь дождь идёт в Балаклаву лодка, и на полу каюты лежит ещё не остывшее тело, а рядом дрожит от ужаса хрупкая девушка, для которой этой ночью всё изменилось. Я с силой прижал Надю к себе и шепнул любимую цитату из повести братьев Стругацких: «Сказали мне, что эта дорога приведёт к океану смерти, и с полпути я повернул обратно. С тех пор всё тянутся предо мной кривые глухие окольные тропы…»
Когда мы проснулись, солнце уже стояло высоко. Над тихой водой парили белые облака, и только небольшое пятно крови на лестнице к монастырю напоминало о полуночной грозе, забравшей одну нелепую жизнь.
Я посадил Надю на автобус до симферопольского вокзала и поехал на квартиру, где жил мой брат-моряк. Скромная учительская зарплата была почти потрачена, оставалось решить, как прожить оставшиеся два месяца лета. Работать вожатым в этот раз не хотелось, я уже собирался стать торговцем солнцезащитными очками на центральном рынке, но тут из Симферополя позвонил мой друг Гриша, сказал, что есть место в фотомагазине Алушты, и дал телефон его владельца. Голос в трубке ответил с сильным акцентом: «Приезжай завтра». Я уложил одежду в спортивную сумку, прихватил десяток кассет и плеер, дал телеграмму Наде, пообещав заработать кучу денег и по возвращении снять номер на двоих в каком-нибудь приморском отеле.
В Алуште я занёс сумку Гене, которого знал по крымским рок-н-рольным вечеринкам, и отправился устраиваться на работу. Ахмет, владелец бизнеса, оказался суровым мужчиной лет сорока пяти, с пристальным взглядом карих глаз. Мы пили крепкий кофе, невзирая на полуденную жару, под выгоревшим зонтиком «Чернiгивське свiтле» у автовокзала. Услышав слово «фотомагазин», Ахмет улыбнулся и сказал, что магазин обязательно будет через год-два, а пока есть ларёк на набережной, продавец которого внезапно заболел и уехал. Условия работы крайне просты: я до вечера нахожу жильё в Алуште, утром прихожу на склад и получаю по накладной коробку с фототоварами, гружу товар на «казённую» кравчучку, самостоятельно везу к точке и продаю. Вечером сдаю выручку отцу Ахмета и делаю ему же заказ на те позиции товара, которые закончились. Хранить коробку с аксессуарами для фотографии в ларьке опасно, поэтому на ночь я гружу всё обратно на кравчучку и везу на своё съёмное жильё. В качестве гарантии, что я не смоюсь с товаром и деньгами, я должен буду отдать Ахмету свой паспорт.