Тропинка в дивный сад

Антология

Письмо на листе лопуха

Я пишу тебе это письмо на листе лопухакамышовым пером. Кучевые ползут облака,словно дым от пожара, словно на небе война.Хромоногое лето бредет к середине. Онауже близко. А ты только дальше. Очень похоже,в сознанье мое «здесь» и «там» скоро будут не вхожи.Пишу, понимая, что ты не нужна здесь. Но этомне так непривычно, что легче спихнуть все на летохолодное, чуждое, беглое, рваное ветром…Ты мне не нужна. Закрываюсь я шляпой из фетра,утепляюсь жилетом из адыгейской чесучи.Много раз пробирал меня этот холод ползучий.Ты здесь не нужна. Это следствие, но не причина.Еще один шрам и еще одна,

может, морщина.В зеркале прячется кто-то, будто бы тюль в бахроме.И чьи-то незримые руки сплетают мое макраме.Я пишу тебе это письмо и отправлю с ручьем.Оно писано на тарабарском, на птичьем, ничьем…

Говори, ненавистная женщина

Говори, ненавистная женщина.Ты во мне, как оконная трещина.Будто бы без принцессы горошина.Ты бездонно плоха. И хорошегов тебе то лишь, что мной преуменьшена,из стены выходящая женщина.Твоя память забрызгана лужамии словами. Скажи. Я послушаю.Кулаки разожму и оглохну я,когда, кутаясь длинными лохмами,ты умолкнешь, как будто бы зрителивсе ушли. Твоя слабость пронзительна.Ты удушливой болью беременна,ты беспомощна, несвоевременна.Ты коверкаешь жизнь, как нетленную.Как попала ты в эту вселенную?Ты уйдешь, не прощаясь. Ты гордая.И сползу по двери от восторга я,что была ты моей. Это в прошлом все.Но вослед за тобою не брошусь я.Толку – ноль. За такими не бегают.Рвется в клочья мое небо пегое.Никогда уж не станет полегче нам.Ни мужчинам, ни небу, ни женщинам.

Бессмертие

Послание травы дошло ко мне,как письмецо в замызганном конверте.И хорошо, что личное бессмертьезависит от бессмертия камней,полета птиц, дыхания китаи водорослей с полосы прибрежной.Бессмертие людское неизбежно,пока глаза сверкают у кота.Колышутся волнистости жнивья.В них не найти ни смысла, ни резона.Но множатся молекулы озонаи предвещают вечность бытия.И пусть громит житейское ничтомои поджилки, нервы или чакры.Лишь потому еще мы не зачахли,что стелется лишайник на плато.Вот и ответ. Свирепое крылосовы или мышиный писк под неюнас подвигает к космосу сильнее,чем слов и мыслей чахлое весло.И медленно скрывается в садупоследний выдох слов пустопорожних.Сорвав на бровке пыльный подорожник,свое бессмертье на ладонь кладу.

Моя милая, странная…

Моя милая, странная, дальняя…Нелегко нам междусобойничать.Ты, как книга ручного издания,как загадочный Кодекс Войнича.Без меня мои щеки ты трогала.Ничего не дала, кроме тела.Я глотал твою книгу, как впроголодь.А мою ты читать не хотела.Моя глупость исповедальнаядо тебя не сумела пробиться.Ты такая же странная, дальняя,как в серванте стеклянная птица.Я листал манускрипт твой, вычитывали пытался понять те каракули.Рвал глаза пятерней нарочито я.Они падали на пол и плакали.Не прочел твоих строк я. Поэтомуи своих уж давно не читаю.Пью вино с голытьбой и поэтами,закрываясь людьми, как щитами.

Сад земных насаждений

тем, кто сможет

1. Синее

Синее. Первая строчка катрена.Еще не море, уже и не пена.Дожизни вода. Но в ней уже длитсято, что пишу я на этой странице,то, что взлетит непослушным вихромв небо без ножниц – в нем кобальт и хром.Небо довремени. Синь без белил.Но в клетку вонзили уже хлорофилл.В ручку мою уже влиты чернила,в блеске слюды уже зреет черника.Шорох ветвей, не дождавшись до завтра,прет из видавшего виды базальта.А из лазуревой пасти заливатянутся мхи, расторопша и слива.Синее выжгло себя для другого.Стало невидным и тайным, как слово.

2. Зеленое

Зеленое. Способ пробиться и лечьне хлебом единым, но в жаркую печьплавильного летнего неба. Травойкоросту земли пробивать головой,ветвями царапать безлунную мглуи красным шиповником сдобрить иглу,пугать ластоногих трепетом лилий,бамбуком чертить бессмыслицу линий.Пора. Эта песня нами допета.В кадастрах садов обезумело лето.В мокрых стволах одноногой березырвет себя сок, как бутыль на морозе.Кружится солнце туда и обратно.Деревья в лесу безмолвны, как правда.Грачонка перо, что похож на комок,с убийственным грохотом падает в мох.

3. Желтое

Желтое. Свет при отсутствии света.Корчатся в озере призраки лета.Голых деревьев глухие пилястры.На жухлой траве горящие астры.Плавают кляксы оранжевых листьев.И бегают в парке контуры лисьи.Осень. Агония отзвуков лета,оторопь веток до звона скелета.Оторопь неба, простудность глотанийльдистых ветров и дождей бормотаний.И камышей худосочных стропилаизморозь словно гвоздями прибила.Желтое лезет к себе за подкладку,сама на себе же ставит заплатку.Лес в коматозе забвенья. И воткорабль природы на север плывет.

4. Белое

Белое. Это уже не намек, носнег или стыд, что стучится к нам в окна.Отблеск конца при отсутствии смерти.Не голос, не тишь. Уже что-то третье.Снег. Он улегся чистым белым листом,намекая: может, когда-то, потом…Свет, отразившись, останется светом.Жизнь, завершаясь, не сгинет. При этомнам путь к красоте преграждает зима.Преграда съедает себя же сама.Поземка метет и небо, как вакса.Время любить и собой любоваться.Время последних катренов. И хлебомне с кем делиться. За домом, за хлевомбелоесчернымичерноесбелым.Все пишется слитно почерком беглым…

Ночной крик василиска

Этот лес. Этот голос. Быльем поросло.Из былья выдираю сухое весло.Это тело, покрытое мокрым бельем,будет тоже затянуто мшистым быльем.Это вечность со вкусом казенных галет,это я, погребенный под шорохом лет.Это небо. И это всего лишь река.Были крылья. Теперь это только рука,под которой от счастья не вскрикнет никто.Я влезаю в века, как влезают в пальто.Мне всегда на людей безнадежно везло.Это лодка покоя. А это весло.Ни воды и ни крови мы здесь не прольем.Никогда ты, родная, не станешь быльем.И зачем же тогда эта жизнь нам дана?Чтобы пить ее чашей, в которой нет дна?Хватит нам и ладоней лицо вытирать.Хватит взгляда, чтоб вовсе тебя потерять.Это даже не стих. Это шепот и писк.Я встаю над водой, как ночной василиск.То ли жив хорошо, то ли плохо убит.Я сегодня за завтра кровищей умыт.Поднимаюсь в гниющей своей чистотеэтим стершимся словом на рваном листе,этой буквой, что вырвана с корнем из жил.Я любил как умел. Как любил, так и жил.

Стихи с набережной

Я лежу в этом городе вздыбленным мостоммежду Веной прозрачной и невским погостом,между плеском волны и резьбою дверей.Я ослеп и оглох в молоке январей.Мне бы только минуту, и я уцелею.Видишь, птицей на бакене смутно белею.Я лежу в этом городе кротостью луж,по которым бредет тощий пес неуклюж.Вот дома отразились в припадке падучей,их углы то тупы, то становятся круче,а потом затопляются где-то совсеми гремят электричкою в ноль двадцать семь.Я свечусь в этом городе лампой в парадноми шуршу голубями туда и обратно.Этот вечер настоян на брызгах такси,на отрывочном «нет» и бездушном «мерси».Мне бы только минуту, и я соберусьв плеске баржи, натужно толкающей груз.Или в желтых подтеках на краске Сената.Мне бы только минуту. А больше не надо.