Тропой Койота. Плутовские сказки

Блэк Холли

– Так значит, – говорит, – быть мне Великим Вождем этих новых людей!

– Ну да, что-то вроде того, – смеется Создатель. – Вот только, видишь ли, ты ведь все тот же Старый Койот. Все тот же дурень, каким прожил всю жизнь. Но ничего, я тебе помогу. Отныне будешь ты иметь особый дар. Сможешь превращаться во что пожелаешь, слышать любой разговор, кроме разговора воды, а если умрешь – возвращаться к жизни. Ну, а теперь ступай, делай свое дело.

Вышел Койот из типи Создателя – от радости сам не свой. Пошел искать Людской Народ, дело свое пошел делать. Уж он-то им покажет, научит, как надо! С этого-то все людские злосчастья и начались…

Сейчас зима, я сижу в пустыне Сонора, штат Аризона, и размышляю о Койоте и его мешке, битком набитом плутовскими сказками. У ряда североамериканских индейских племен рассказывать сказки о Койоте в любое другое время года считается неуместным и даже опасным: во-первых, это неуважение к Койоту, а во-вторых, привлекать к себе его внимание, рассказывая о нем в неподобающее время – не к добру. Прямо за окном моего кабинета, в сухом русле ручья, частенько появляются дикие койоты – родичи легендарного трикстера. Эти прекрасные

создания не поддаются приручению и вполне разумно опасаются людей. Здесь, на границе Тусона с пустыней, койоты – зрелище вполне обычное, но в последнее время они, похоже, появляются все чаще и чаще – привлеченные моим интересом к сказкам о них, скажут приверженцы традиций. И верно: одно дело – читать сказки о Койоте вдали от естественных мест его обитания, как я прочла их впервые годы назад, в Нью-Йорке, и совсем иное – читать их здесь, где по ночам койоты бродят прямо во дворе, издавая тот самый жутковатый клич, так удивительно похожий на смех.

Именно здесь, в пустыне Сонора, я действительно начала понимать, насколько тесно мифы связаны с географией стран их происхождения, насколько меняется устный рассказ, перенесенный на книжные страницы и разлученный с породившей его землей. Печатные версии сказок о Койоте слишком уж часто напоминают читателям из городов и пригородов простые детские небылицы: вот отчего у бобра плоский хвост, вот откуда взялись звезды на небе… В изустной же традиции сказки о Койоте примечательны сочетанием возмутительного (а порой и откровенно скабрезного) юмора с элементами необычайной глубины: священное и вульгарное в этих сказках крепко связаны воедино.

– Сказки эти смешны, – говорили мои друзья-навахо, – но при том сакральны и очень серьезны. Трикстер напоминает нам: не опускайтесь в мыслях до простой двойственности, добро может рождаться из зла и наоборот, хорошее и плохое не всегда разведены по противоположным полюсам.

Возможно, Койот – самый известный мифологический трикстер в Северной Америке, но популярных трикстеров в мифах и легендах всего света – великое множество. Они живут повсюду, от лесов северной Канады до джунглей Амазонки, от узких лесистых долин Британских островов до населенных призраками храмов Востока. Трикстеры – создания противоречивые. Они – обманщики, прохвосты, жулики, глупцы, фигляры, мошенники, распутники и воры, но также – культурные герои, чьи трюки могут и причинять великий вред и творить великое добро, чьи истории служат укреплению тех самых традиций, которые они выставляют на смех. Как отмечает фольклорист Кристофер Векси, говоря о западноафриканских трикстерах: «Ломая культурные шаблоны, трикстер помогает познавать их. Поступая безответственно, он помогает понять, что такое ответственность» [4] . Роль трикстера – возмутитель спокойствия, игнорирующий общепринятые нормы, ломающий традиционные рамки и тем самым инициирующий перемены – возможно, к добру, возможно, к худу.

4

“The Exception Who Proves the Rules: Ananse the Akan Trickster” by Christopher Vecsey, published in Mythical Trickster Figures, edited by Hynes and Doty (University of Alabama Press, 1997).

Трикстер может быть созидателем и разрушителем, хитроумным героем и коварным злодеем; чаще всего он – персонаж амбивалентный, то и дело перескакивающий от одного к другому. Нередко он изображается как существо, совершенно неспособное устоять перед своим же чрезмерным тщеславием и чудовищными аппетитами (к еде, сексу, авторитету, общественному признанию и т. д.), постоянно подстрекаемое ими к действию и никогда не унывающее в случае неудач. Как отмечает Роберт Д. Пелтон в «Трикстере в Западной Африке», трикстеры – «существа первопричин, пребывающие в сложных отношениях с Высшим Божеством; преобразователи, помогающие миру людей стать таким, каков он есть; вершители героических подвигов на благо людей; однако в изначальном облике и в некоторых более поздних формах они глупы, бесстыдны, смехотворно нелепы – но, тем не менее, непобедимы» [5] .

5

The Trickster in West Africa: A Study of Mythic Irony and Sacred Delight by Robert D. Pelton (University of California Press, 1980).

Впервые слово «трикстер» появилось в Оксфордском словаре английского языка в восемнадцатом столетии. Определение гласило: «тот, кто жульничает, обманывает». С девятнадцатого века и по сей день этот термин используется литературоведами и фольклористами для обозначения широкого спектра плутов, от «мудрых глупцов» из шекспировских пьес до проказливых пука ирландских сказаний. В ранние годы изучения фольклора ученые, собиравшие народные сказки в Африке, Азии и обеих Америках, нередко смягчали, приглаживали непристойный сортирный юмор традиционных сказок о трикстере, а то и вовсе исключали эти сказки из исследования, сочтя их слишком грубыми, пошлыми либо фривольными для публикации. Подобно им, и некоторые туземные рассказчики избегали рассказывать сказки о трикстере фольклористам и этнографам – либо ради того, чтобы избавить ученых от смущения, либо потому, что иностранцам не удавалось понять серьезности и глубины столь грубых и приземленных историй.

– Белагана [то есть, белому человеку], – объяснил мне сказитель-навахо, – трудно понять, как смешные сказки могут быть и священными сказаниями. Койот – пример того, что случится с тем, кто не может жить в согласии и заботиться о близких. Койот всегда голоден, всегда ленив, всегда за чужими женами охотится. Ни о ком не думает, кроме себя самого. Все делает не так, все у него как попало. Да, это смешно, но еще и поучительно.

Вычленить и описать трикстера как особый мифологический архетип помогли три очень важные, основополагающие работы, написанные в XX веке (хотя об определяющих его признаках ученые спорят по сей день). Это Hermes the Thief: The Evolution of a Myth Нормана О. Брауна (1947), The Trickster: A Study in American Indian Mythology Пола Радина (1956) и The Zande Trickster Э. Э. Эванс-Причарда (1967). Эти работы и вдохновленные ими публикации позволили фольклористам понять, насколько широко распространен архетип трикстера, и в должной мере оценить культурную значимость

сказок о нем. Роберт Д. Пелтон вспоминает, что описание трикстера в рамках введения в историю религий в Чикагском университете привело его в подлинный восторг. «Безусловно, о средневековых глупцах, хасидских кроликах, мастерах дзен и обстановке в современных религиозных общинах я знал и до этого, и все это показывало, что комедия – один из ключевых аспектов любой серьезной, живой религии. Смех прорывается наружу даже из среды тех, кто живет в святости. Однако до знакомства с трикстером я не понимал, что многие так называемые «примитивные народы» с радостью славят сию деструктивную силу вместо того, чтобы подавлять ее, или вывести на ее основе какую-нибудь скучную теорию насчет социальной дезадаптации, комизма абсурдного или психологической ценности дуракаваляния. Более того: открывая смешное в самом сердце святого, эти люди, подобно множеству пророков и пройдох Фланнери О’Коннор, подчеркивают, что это открытие смешного наглядно демонстрирует подлинную суть повседневной жизни» [6] .

6

“West African Tricksters: Web of Purpose, Dance of Delight” by Robert D. Pelton, published in Mythical Trickster Figures, edited by Hynes and Doty (University of Alabama Press, 1997).

Некоторые сказки о трикстере шокирующе сексуальны, полны сортирного юмора и смакования всех тех вещей, что менее всего приветствуются в приличном обществе – грязи, экскрементов, громкого испускания газов, рвоты, чудовищных аппетитов и гипертрофированных частей тела вкупе с балаганным насилием в духе «Трех балбесов» [7] . Карл Кереньи в своем классическом эссе о данном архетипе называет трикстера «персонификацией жизни тела» [8] . Трикстер восторженно тычет булавкой во все претензии на аристократизм, во все попытки жить умом, а не плотью; он – существо телесное, им движут исключительно порывы и желания, он наделен всеми человеческими недостатками в самой крайней их степени… а также – нашим безграничным оптимизмом, и потому никаким поражениям, неудачам его не сломить. Психолог Карл Юнг видел в трикстере проявление теневой стороны культуры, воплощение всего подавленного и отвергнутого – ненасытного назойливого плута, живущего где-то внутри каждого из нас. Из-за этого внутреннего трикстера мы и восхищаемся его возмутительными выходками… а после, когда все его затеи терпят крах, его эго получает щелчок по носу и хаос приведен к порядку, будучи персонами нравственными, смакуем заслуженное им возмездие.

7

«Три балбеса» (англ. The Three Stooges) – знаменитое американское комедийно-водевильное трио, активное с 1922 по 1970 годы (за это время в составе побывало 6 разных актеров). Снялось в 220 фильмах, главным образом – короткометражных. В 2012 году вышел полнометражный перезапуск фильма братьев Фарелли. – Примеч. ред.

8

“The Trickster in Relation to Greek Mythology” by Karl Ker'enyi, published in The Trickster, edited by Paul Radin (Bell Publishing, 1956).

Писательница Мидори Снайдер отмечает: «Мы восхищаемся безграничной энергией трикстера, его отказом соблюдать общепринятые табу, его необузданными желаниями, потому что они отражают наши собственные желания в самом неприглядном, антиобщественном виде. Взгляните на дядюшку Томпа, тибетского трикстера, прикинувшегося женщиной ради того, чтоб соблазнить богача на брак. Как только свадебные подарки навьючены на спину лошади дядюшки Томпа, а вокруг собралась толпа, дабы пожелать “невесте” счастливого пути, дядюшка Томпа задирает юбки и, к немалому веселью толпы и невыносимому стыду жениха, выставляет напоказ свою истинную анатомию. От трикстера здесь больше, чем может показаться на первый взгляд – не спешите списывать его со счетов, как обычного озорника и дурачка. В трикстерском эпосе племени Виннебаго трикстер большую часть времени предается разврату и обжорству и сеет беды всюду, куда бы ни явился, но в заключительных эпизодах эпоса также странствует по земле как созидатель, творец культуры, расчищающий в мире природы место для людей. У южноафриканских койсанцев то же самое делает Богомол – созидает, упорядочивает, придает миру форму, пригодную для жизни человека. Даже Прометей в европейской мифологии – трикстер (когда крадет у богов огонь), и в то же время культурный герой (когда избавляет человечество от тьмы)» [9] .

9

Trickster Makes This World: Mischief, Myth, and Art by Lewis Hyde (Farrar, Straus & Giroux, 1998).

Что интересно, и даже загадочно, подавляющее большинство персонажей-трикстеров принадлежит к мужскому полу. Отчего? Казалось бы, плутовство и вероломство присуще и тому и другому полу в равной мере. Конечно, женщины-трикстеры в фольклоре имеются – например, коварные и соблазнительные девы-лисы (кицунэ) Японии и Кореи, остроумная Баубо из элевсинских мифов Древней Греции, смышленая тетушка Нэнси из афро-американских сказок и Койотиха из некоторых сказаний индейских племен хопи и тева. Однако таких хитроумных женщин крайне мало, и их положение в культуре сильно уступает статусу соперников-мужчин. (Например, героем большей части сказок тех же хопи и тева является не Койотиха, а более привычный и популярный Койот.) В эссе «Трикстер и пол» Льюис Хайд пытается объяснить этот факт тремя возможными причинами: «Во-первых, все эти трикстеры могут принадлежать к мифологиям, порожденным патриархальным обществом, в котором и главные действующие лица, и даже их противники – как правило, мужчины. Во-вторых, может оказаться неверной сама постановка задачи: вполне возможно, ряд трикстеров-женщин попросту обойден вниманием. И, наконец, третье: многие сказки о трикстерах строятся на некоторой разнице между мужчиной и женщиной, и потому роль трикстера даже в условиях матриархата неизбежно должна принадлежать мужчине» [10] .

10

Там же.