Тростниковая птичка
Шрифт:
– Не решил пока. Слишком много неизвестных.
– Сообщишь в Храм Праматери? – жестко усмехнулся Терри.
– А в табло? – вяло огрызнулся я. Зная меня не первый день, он должен был понять, что самое последнее место, куда бы я пошел с этой новостью. – это Храм.
– Ну и ладненько, значит, по этому вопросу разногласий нет, – снова Терри.
– Что с Эдвардом? – Мист уткнулся в свой бук, что-то там отыскивая, но, как выяснилось, из разговора не выпал.
– Официальная версия: аркаимка, сирота. – Отцу лишней информации давать не хотелось, особенно с учетом нашей «семейной» истории.
– Думаешь, поверит? – это Терри.
– Ему
– Давай мы вас поженим? – глумливо улыбнулся Терри. Только вот смотрел он при этом пристально и тревожно. – И для тебя выход, и ей гарантия защиты – Эдварду не впервой с Храмом ссориться.
Я ответил мрачным взглядом и выразительно постучал костяшками пальцев по лбу, но, судя по выражению лица, Терри не думал сдаваться.
– Кстати, а с чего мы считаем, что она сирота? – дотошливо уточнил Мист и обвел рукой вещи Сони.
Да, наличие двух не самых бюджетных буков, телефон и информация в нем, одежда – все говорило о том, что у Птички оказалось много секретов.
Мы переглянулись.
– Гарнизонные в Нашере, когда ее привели, сказали что сирота, – буркнул Терри.
– Угу, а еще сказали, что она аркаимка, – иронично отозвался Мист. – Ошиблись. В обоих случаях.
Мист протянул мне свой бук, открытый на статье из технического журнала – с фотографии на меня смотрел мужчина с удивительно знакомыми глазами, а рядом с ним… Это была Птичка! Да, моложе на несколько лет, с подростковыми торчащими ключицами и темными волосами, но я мог поклясться, что это она. Подпись под фотографией гласила: «Мастер Арт Крустель с дочерью Соней на ежегодной Межмировой Выставке» и стояла дата четырехлетней давности.
– Арт Крустель? – События стали напоминать снежный ком, катящийся с горы. – Тот самый?
Терри заглянул в бук через плечо и присвистнул.
– А есть другой мастер Арт Крустель? – ехидно уточнил он. – Поздравляю, Сай, мы влипли – там и жена у мастера непростая…
Мы помолчали, обдумывая свежую информацию.
– Значит, ищем выходы на ее семью и организуем ей отлет, – принял я решение.
– И на все про все у нас остается… – Мист глянул на часы, – только восемь дней.
– Может, мы вас все-таки поженим? – не унимался Терри.
– Может, ты уже заткнешься? – предложил я.
– Дай контакты скопирую, – буркнул Мист, забирая у меня Сонин телефон, – и ты бы с ней поговорил на всякий случай.
– Как? – разозлился я на Миста. – Я поговорил после ужина. Теперь она от меня шарахается! Еще раз поговорю – так и вообще сбежит.
Мист закатил глаза, потом притворно вздохнул:
– Всему-то вас учить надо. Иди, объясню как!
Мы с Мией, взбудораженной танцами и мучимой желанием перемыть кости воинам, долго не могли улечься. А когда уже выключили свет и почти угомонились, в комнату вернулась Малышка. Ее величеству было абсолютно наплевать на нас, смертных, поэтому в комнате вновь вспыхнуло верхнее освещение. Я с интересом наблюдала, как Малышка стала готовиться ко сну с шумом и грохотом, каких нельзя было бы ожидать от девушки весьма субтильного телосложения.
Малышка долго и придирчиво выбирала баночки и коробочки, собираясь в душ, так что ее передвижения туда и обратно сопровождались громко хлопающей дверью. Я смотрела, как, втерев в себя все положенные кремы, Малышка натягивает тонкую прозрачную ночную сорочку, и только вздыхала.
Голос за дверью был явно мужской, однако говорил так тихо, что слов было не расслышать.
– Соня, тебя хочет видеть командир! – сказала Мия, делая шаг назад, машинально продолжая придерживать дверь за ручку.
Я начала выбираться из-под одеяла, поэтому не заметила ее маневра, а когда вскинула голову, то увидела лишь тень командира, поспешно отступившего от открытой Мией двери в темноту коридора. Командир, по моему мнению, пришел устроить мне выволочку за подглядывание, и менее всего мне хотелось бы, чтобы он решил, что моя невольная демонстрация белья – это попытка как-то его задобрить. Я вздохнула, натянула одежду и вышла в коридор навстречу неизбежному.
– Командир? – вежливо окликнула я его спину.
Сай развернулся ко мне, и в его руках оказался пакет, который он тут же протянул мне.
– Ваши вещи, Соня. Простите, что не сразу вспомнил о них.
– Спасибо, – смущенно выдавила я, все еще ожидая выволочки, – ничего страшного.
Повисло напряженное молчание, которое прервал Сай.
– Соня, я хочу, чтобы вы знали – я на вашей стороне и готов выслушать вас в любой момент. Если вам потребуется помощь…
Мы снова замолчали. Я прекрасно понимала, что именно только что сказал мне Сай, но было так страшно довериться совершенно незнакомому человеку и немного стыдно от того, что мне тут же захотелось переложить на него ответственность за свою жизнь, как будто я не Девочка Лисси, а воспитанница сайдорской монастырской школы, которая видит жизнь только сквозь решетчатое оконце комнаты для свиданий с родными. И тогда я решила поступить как «настоящая женщина» – сделать вид, что ничего не произошло и выкинуть какое-нибудь сумасбродство, на которое никогда бы не решилась в обычной жизни.
– Спасибо, Сай, – откликнулась я, – мне совершенно определенно нужна помощь. Вы не могли бы одолжить мне какую-нибудь футболку? Дело в том, что мне совершенно не в чем спать.
– Д-да, конечно, – выражение лица Сая было слегка ошарашенным, – подождите немного, я сейчас принесу.
Он шагнул в темноту, но я успела поймать его за запястье и, заглянув снизу вверх в лицо, тихо, но серьезно сказала:
– Спасибо, Сайгон. Это действительно для меня много значит.
Сай мгновенно подобрался, глянул мне в глаза серьезным, внимательным взглядом и медленно кивнул.
Мы поняли друг друга.
Белая футболка, к моему огорчению, пахла только цветочной отдушкой.
– Соня, – теплый, спокойный голос командира вывел меня из задумчивости, – вы должны пообещать мне одну вещь.
Сложно отказать в просьбе рыцарю, который только что пожертвовал тебе свою футболку, особенно когда он стоит так близко, что… тут я мысленно отвесила себе подзатыльник: «Так, Сонечка, соберись, о чем-то ты сегодня не о том думаешь».
– Какую именно? – осторожно уточнила я. Все-таки семейная паранойя неистребима.