Трой. Дело чести
Шрифт:
Внезапный восхищённый свист вырвал Железную леди из её глубоких размышлений. Прямо перед ней стояло два здоровых парня в кожаных куртках, без зазрения пялящихся на её идеальные протезы.
— Что вылупились, парни? — с усмешкой спросила она. — Тоже себе такие хотите, а?
— Послушай, красавица! — с улыбкой проговорил один из них. Видимо, тот, кто посмелее. — Негоже такой девушке одной по потёмкам гулять! Не хочешь, мы тебе компанию составим?
Дороти с улыбкой смерила взглядом пристававших к ней парней. А что, ничего так спутники на одну ночь! Один посмазливее, другой посмелее... Но надо же с ними немножко поиграть!
— А что мне за это будет? —
— Я вылижу тебя всю! — внезапно проговорил второй парень. Тот, что посмазливее. — Я всё понимаю, но за такие ноги... Я просто вылижу тебя всю!
Янсен зашлась смехом. И не потому, что парень начал повторять всё по два раза от восхищения и волнения. Просто...
Ведь именно за такими словами она и пришла в этот вечерний парк, верно?
Леонард Милье с грустной улыбкой смотрел на решётку, похоже, навеки лишившей его свободы. Пятнадцать лет назад, будучи ни в чём невиновным, попал он впервые в камеру — и теперь, судя по всему, так в камере и умрёт. Покушение на убийство официального представителя любой из корпораций — серьёзное преступление, и хорошо, если Адольф сдержит своё слово, сохранив ему жизнь за то, что он сдал своего заказчика. А ведь, в сущности, и такой маленькой привилегии Милье может лишиться — если не по законному решению суда, то в какой-нибудь разборке в тюремном дворе. И у Адольфа, и у Француза длинные руки. Рано или поздно одному из них вполне может надоесть этот балаган, и он отдаст приказ убить такую мелкую сошку, как Леонард. На том вся жизнь Милье, загубленная войнами корпораций и интригами их представителей, и закончится.
Леонард с усмешкой глянул на стальные прутья своей камеры. Да, он помнил те времена, когда он только-только, в самый первый раз попал за решётку. Тогда, пятнадцать лет тому назад (подумать только, пятнадцать лет!) ещё попытались внедрить одно из нововведений в виде замены стальных прутьев решётки на аналог из лазерных прутьев. По идеи, это должно было выйти и дешевле, и действенней, чем прутья из стали — ведь, казалось бы, какой дурак по своей воле полезет прямо под прожигающий лазер?
И, как выяснилось, вся эта идея провалилась.
В первую очередь из-за резко увеличившегося числа самоубийств. Многие отчаявшиеся от мысли, что они очень не скоро окажутся на свободе, заключённые просто кидались на эти лазерные прутья от своего чувства безысходности. И, надо заметить, успешно кидались. За один месяц количество самоубийств в тюрьмах, где применили лазерные прутья, количество самоубийств выросло чуть ли не в два раза.
Но если бы это всё ограничивалось самоубийствами! Заключённые — народ, как правило, не слишком уж благородный. И если при стальных прутьях перепалка между двумя зэками могла закончиться простым фингалом под глазом, то теперь, когда лазерные прутья — фактически, орудия убийства! — располагались так близко, в шаговой доступности, число убийств заключённых другими заключёнными так же, как и самоубийства, резко выросли. Так что от идеи лазерных прутьев быстренько отказались. Смертоносность — то, что, по идеи, должно было стать их главным преимуществом, на деле стало их главным недостатком.
Милье окинул взглядом свою камеру. Маленькая, одноместная — совсем не такая, где он провёл пятнадцать лет своей жизни (там была здоровая камера на десяток человек) — теперь она будет, скорее всего, местом его пребывания до конца его дней. Если, конечно, как он раньше предположил, Француз или Адольф не пошлют кого-то, кто бы окончил несчастную жизнь
Жалел ли он о том, что сделал? Ни капли. Да, именно из-за того, что он едва не убил Адольфа, Леонард оказался здесь, но сколько вины его в том, что ему пришлось пойти на такое страшное преступление? Разве не сама система толкнула его на этот путь, закрыв перед ним все возможности хоть как-то вернуться к честному труду? Разве ни система вынудила его согласиться работать на Француза? В конце концов, разве не из-за системы он в первый раз оказался в тюрьме, не будучи ни в чём виновным?
Леонард грустно посмотрел на решётки на окнах его маленькой камеры. Он даже и не знал, насколько близко к нему вызволение из этой маленькой одиночной камеры...
Глава 9
Глава 9
Найтон Дриксон с улыбкой смотрел на Мэри Келли — красотку-модель, которая сейчас лежала прямо перед ним на кровати в недавно купленном им особняке на Фельдских островах (за баснословную, надо заметить, сумму). Одет был Найтон лишь в свои дорогущие белые трусы, демонстрируя модели свой идеальный торс.
Мэри же вообще была не одета, и лишь мягкое, снежное одеяло укрывало её прелести от наглого взора будущего официального представителя корпорации «Майтвилл».
Они двое прекрасно провели ночь, и, похоже, не собирались на этом останавливаться.
— Мэри, ты ходила куда-то сегодня ночью? — с напускной строгостью проговорил Найтон.
— Да, мой кавалер! — захлопала ресницами темноволосая красавица. — А что?
— И при этом ты даже ни разу не включила свет ни в комнате, ни в коридоре! — продолжил свою речь Дриксон.
— Да, мой кавалер! — вновь кивнула ему Келли. — Я просто не хотела тебя будить, вот и...
— Вот так прямо и ходишь по ночам, ничего не боясь?
Модель с лёгким удивлением взглянула на Найтона. Какую игру он только затеял?
— А кого мне бояться, мой кавалер?
— Ну, хотя бы того же бугимена, который живёт под кроватью! — произнёс Найтон. — Если ты встаёшь ночью, то надо либо включать свет, либо быстро-быстро бежать, пока бугимен не схватил тебя и не утащил к себе под кровать!
— Ой, как страшно, мой кавалер! — с показной тревогой схватилась за голову девушка. — Ты так много знаешь об этом бугимене... Расскажи мне что-нибудь ещё! Чтобы я чувствовала себя в полной безопасности!
— Ну, например... — с улыбкой проговорил Дриксон. Ему нравилось, как покорно эта модель играет по его правилам. — Ни в коем случае нельзя по ночам высовывать пятку из-под одеяла! Иначе бугимен схватит её, и...
В глазах Мэри мигнул весёлый огонёк.
— А насколько нельзя высовывать пятку? — похлопав ресницами, спросила она. — Можно вот так? — она осторожно высунула свою идеальную стопу из-под одеяла.
— Нельзя! — со «страшной» усмешкой сказал Дриксон. — Ибо бугимен — я и есть!
И в шутливой страсти Найтон схватил нежную стопу своей любовницы и принялся неистово её щекотать.
— О нет, бугимен! — заливаясь смехом, воскликнула Келли. — Только не так! Прошу, только не это!
Дриксон продолжал свою любовную игру, вызывая неудержимый хохот у темноволосой красотки, тщетно пытаясь отогнать мысли, что всё это ему дано лишь потому, что он проплатил за это. Что одно только прикосновение к стопе этой дорогостоящей модели (про то, чтобы при этом вызвать у неё смех, можно вообще промолчать!) уже стоило таких денег, которые никогда в жизни бы себе не позволил даже успешный банкир.