Троянский конь
Шрифт:
— Все бесплатно. Берите что хотите. — Савинков, не дослушав благодарностей Пепла, начал пробивать себе дорогу к эстраде. Там было посвободнее.
— Ну вот. — Пепел подошел к столу, взял маленький бутербродик с красной икрой, пожевал. — Вкусно, — оценил он и поспешил прочь из зала.
В это самое время на таможне рейса Москва — Стамбул остановился молодой человек с небольшим кейсом в руках. Улыбнувшись, он протянул таможеннику паспорт, билеты, декларацию. Неулыбчивый
— Та-ак… — протянул он. — Вот у вас тут указаны копии голландских миниатюр пятнадцатого века. Это на продажу везете?
— Нет, — покачал головой парень. — Везу знакомым показать. Видите ли, я увлекаюсь живописью. Наш профессор недавно уехал в Стамбул на ПМЖ. Прислал приглашение. Я решил взять свои работы, показать ему.
— Пройдите, пожалуйста, в сторонку. Сейчас разберемся.
— Ради бога. — Парень взглянул на часы. — Только, если не сложно, побыстрее, пожалуйста. У меня самолет…
— Успеете, — многозначительно пообещал таможенник, вызывая по телефону старшего смены. — Тут у нас инцидент с картинами. Товарищ везет три холста пятнадцатого века. Говорит, копии. Надо бы удостоверить.
Старший смены появился через несколько минут. Три холста пятнадцатого века — это вам не шутки. Следом за ним брел невысокий лысый очкарик в штатском.
— Добрый вечер, — козырнул старший и невнятно представился. — Будьте добры, покажите нам копии, заявленные в декларации.
— Конечно, пожалуйста.
Парень открыл кейс и достал три полотна. Разложил на столе. Старший зло взглянул на вызвавшего их таможенника. Все три полотна представляли собой замечательные копии, но без явных признаков старения и с незаконченными краями.
Штатский вздохнул.
— Я же говорил. Копии. Причем явные. Вы думаете, кто-то повезет такие ценные полотна через таможню в чемодане? — Он поправил очки, наклонился, вгляделся в картины попристальнее. — Хорошая техника, молодой человек. У вас большое будущее. — Он с уважением пожал парню руку. — Учились у Арашина? В МГАХИ?
— Да, — подтвердил парень. — В девяносто втором закончил.
— Сразу видно школу, — похвалил штатский. — Вот человек, сколько талантов выпестовал! — Извините, — попросил парень. — Вы не могли бы пометить в сопроводительных документах, что это копии? Обратно ведь полечу, снова придется объяснять.
— Конечно. — Штатский сделал соответствующую пометку в декларации. — Приятного пути. И передавайте наилучшие пожелания профессору.
— Хорошо, конечно.
Вадим убрал копии в кейс, защелкнул замки, вернулся к стойке. Таможенник поставил необходимые печати, кивнул:
— Всего доброго. Извините за накладочку.
— Да ничего. Все в порядке.
Вадим спрятал документы в карман и направился к накопителю.
Первая часть аукциона мало кого интересовала. Выставлялись безделицы, «новоделы», рассчитанные исключительно на «новых русских». Настоящих коллекционеров подобные работы не интересуют. Собственно, и торговались только «новые», поражая собственной крутизной самих себя и своих подруг. Поэтому в зале царила легкая скука. И лишь под конец, когда девушка-помощница вынесла на столик три миниатюрных полотна голландцев, зал вздрогнул и как-то разом напрягся. Смолк благодушный треп. Коллекционеры-друзья мгновенно превратились в соперников.
— Выставляются три работы голландских мастеров… — начал зачитывать ведущий, старательно проговаривая каждую фразу.
Пепел с любопытством озирался. Коллекционеры заволновались, тянули шеи.
— Экспертное заключение прилагается. Без права вывоза за пределы Российской Федерации.
У дверей возник шум. Все начали оборачиваться.
— У меня был депозит! — орал кто-то в дверях, сдерживаемый парой дюжих охранников. — Его украли! Его украли! Эта потаскуха из банка может подтвердить! Я требую… пустите меня…
Пепел усмехнулся. Савинков. Урок на будущее. Хочешь сделать ближнему гадость? Сделай. Но тихо. Чтобы он не знал, кто эту самую гадость подстроил. А кавалерийский нахрап — признак ограниченности и недальновидности. Вот так, родной. Сиди теперь в каюте, отдыхай.
Петю вытолкали из зала, закрыли дверь.
— В торгах имеет право принять участие только ложа «А». — Ведущий очертил круг «избранных». Тех, кто пришел с депозитами. — Начальная цена за комплект… — Ложа «А» отчаянно выдохнула. «Комплект». Как печенье в коробке. — Два миллиона долларов. Кто больше?
— Три! — подал голос кто-то из задних рядов.
У «новых» от таких цифр глаза полезли на лоб. Вот где крутость-то!
— Четыре.
Настоящие знатоки понимали, что цена полотен около пяти миллионов, посему торговаться тысячами и даже сотнями тысяч пока не имело смысла.
— Четыре пятьсот.
Пепел обернулся. Ага, прорезался Козельцев.
— Шестьсот!
— Четыре семьсот!
— Семьсот пятьдесят.
Остальная часть зала повернула головы. За прыжками цен следили, как за полетом мяча на финальном матче Уимблдона.
— Четыре восемьсот.
— Восемьсот пятьдесят.
— Пять! — Снова Козельцев.
Умница, порадовался Пепел. Это был единственный момент, когда он всей душой, абсолютно искренне болел за Владимира Андреевича. Давай дави их.
— Пять сто!
— Пять сто пятьдесят!
— Двести!
— Триста!
— Триста двадцать!
Так, перешли на десятки.
— Пять пятьсот, — и опять Козельцев.
Спокойный, хладнокровный, как игрок в покер. Зал притих.