Тройная игра афериста
Шрифт:
– - Фас!
– - закричал милиционер, неловко отыскивая пистолет, -- фас, Туман.
Повинуясь привычному посылу, Туман почти ко коснулся лесного пришельца желтоватыми клыками.
Волк стоял легко и просто. Он расправил грудь, грациозно уперся толчковыми лапами в грязный снег. Он не казался больше худым и не гремел больше его скелет под пепельной шкурой. Он был красив, а красота не бывает худой. Он не шевельнулся, ждал. В глазах светилась озорная радость.
Туман прервал движение, растерянно вжался в снег, снова
Пуля тупо ушла в землю, другая. Руки милиционера тряслись, но он был мужественным человеком, стрелял еще и еще. Пуля обожгла шерсть у плеча, но волк не прибавил шагу. Он шел, играя мышцами, а глаза горели совсем по-человечьи.
Мужественный человек заверещал по-заячьи и, как его пес, упал в снег. Тогда волк остановился. Остановился, посмотрел на человека, закрывшего голову руками, на пса поодаль, сделал движение к черной железине пистолета - понюхать, но передумал. Повернулся и пошел в лес, устало, тяжело. Он снова был худым и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.
Он шел медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, успел притянуть к лицу пистолет, успел выстрелить, не вставая. Он был человек и поэтому он выстрелил. Он был военный человек, а волк шел медленно и шел от него. И поэтому он попал.
Минуту спустя овчарка бросилась и запоздало выполнила команду "фас".
– Ну, как?
– спросила Маша.
– Ого-го!
– сказал я потрясенно.
И тут зазвонил телефон.
Следовало встретиться с местными ворами, обсудить технику освобождения Шмеля. Вчера вечером я цинканул на рынке, кому следует и вот, уже вызывают на малый сходняк. А мне это надо?
Где-то там Седой по-прежнему ищет меня с непонятной мне настойчивостью.
Где-то там санитарный майор маньяк Момот трясет уже поджившим остатком члена. Больше он никому вреда не причинит.
Где-то там (да и здесь тоже) лежат ориентировки на розыск беглого Верта В.И.
А мне это надо.
Сегодня дочка спросила - честные ли деньги, которые я зарабатываю?
Что-то черное стоит за твоей спиной, сказала она, что-то темное руководит твоими действиями, очень у тебя глаза грустные...
Мой ответ - вот он.
Деньги эти пока еще нечестные. Пока...
Когда меня не станет, они останутся честными, потому что это уже будут твои деньги. Это будет твоя квартира, твои удобства, твой счет в банке. Твоя возможность жить в варварской стране по человечески.
Наверное, не бывает "честных денег". Само их существование делает человеческую жизнь бесчестной.
Ладно, не время философствовать. Все просто, как штык. Нет у меня ни способностей, ни умения зарабатывать большие деньги. И время мое на излете. И вот, строю я целую систему, целую фирму, что б заманить в садок этой фирмы несколько сотен миллионов.
Этих денег хватит моей дочери на всю жизнь. Дай Бог, что б прожила она эту жизнь не так, как я.
Я еще не построил эту фирму, но построю обязательно. А потом, возможно, исчезну. Исчезну юридически или физически - стоит ли думать об этом. Деньги же останутся. И станут честными уже потому, что, надеюсь, будут в честных руках.
Дай Бог мне не ошибиться в собственной дочке!
А пока надо выручать Шмеля. Я могу ограничиться разработкой плана, советами, но я почему-то хочу совершить это сам. Шмель не просто вор, он - Человек, а в нашем гнилом мире не так уж много Людей. Спасая Человека я и сам немного приближусь к этому высокому званию. Впрочем, что-то меня потянуло на лозунги. Руки по локоть в крови, душа по самое донышко в дерьме, и тоже туда же - благодетель из Простоквашино. "А еще я на машинке могу строчить..." А машинка называется пулемет - автомат УЗИ. Или АКМ. Ладно, надо действовать. Если что - местные хлопцы о Маше позаботятся, отправят ее в Красноярск к прежнему отцу с матерью. А меня труба зовет к новым аферам. Отважным помогает счастье, а наглость - второе счастье.
Глава 17
Иван Иванович Иванов решил на завтрак сварить яйца в мешочек. Так как он терпеть не мог возиться со скорлупой, то варил яйца особым методом. Он вскипятил в кастрюле с длинной деревянной ручкой воду, добавил туда полчайной ложки соли и столько же уксуса, раскрутил кипящую воду ложкой, будто размешивал сахар в стакане, быстро разбил одно за другим четыре яйца и слил их в кипяток. Благодаря уксусу и центробежной силе яйца не растеклись, а мгновенно свернулись в тугие овальные комочки. Ровно через минуту Иван Иванович специальной ложкой с мелкими дырочками выловил яйца, выложил их на тарелку, добавил немного майонеза, посыпал заранее накрошенным укропом с молодым зеленым луком и уселся за стол, где уже был крупно нарезан серый хлеб.
Намазывая мягкие, пористые ломти маслом, Иван Иванович посмотрел на сонную морду Ардона и сказал ему укоризненно:
– Ты у нас - сова, явление, скажу тебе, среди собак удивительное. Вечером тебе подавай прогулку до полночи, а утром не добудишься. Брал бы пример с меня. Я ведь тоже в юности совой был, а с возрастом в жаворонки переметнулся. Как бы поздно ни лег - с первыми лучами солнца на ногах.
Дог внимательно хозяина выслушал и сладко, с подвывом зевнул, показывая в огромной пасти необычный среди собак язык - с черными пятнами, как у ньюфаундлендов.
Звонок, как всегда подгадал на конец трапезы.
– Ты, как мне кажется, - сказал Иван Иванович своему ученику, нажимая кнопку, снимающую блок с входной двери, - специально высчитываешь момент, когда я ем?
– Учитель, - поднес к груди смуглые сухие кисти Иван, - по моим скромным данным вы не едите только когда спите. А будить я вас еще ни разу не будил.
– Что да, то да, - задумчиво сказал Иван Иванович, наливая первую чашку утреннего кофе, - кофе будешь?