Тройная игра афериста

Круковер Владимир Исаевич

Я сел на траву. Вокруг все еще стояла тишина, в следующий момент она рухнула и в уши мне ворвался разноголосый гвалт зверинца.

Я передернулся, отгоняя кошмар, посмотрел, будто хотел запомнить, на два тела: теплое живое и теплое мертвое, поднял Машу на руки и, запинаясь, пошел к выходу.

Я совсем забыл про лаз в заборе, вышел через главный вход, причем сторожа мне почему-то открыли, не спросив ни о чем.

Д ома я положил Машу на кровать и долго сидел рядом, щупая пульс. Пульс и дыхание были ровными - девочка крепко

спала. Постепенно я успокоился, накрыл ее одеялом, вышел на кухню. Больше всего я нуждался в стакане водки.

Мысли мои начали упорядочиваться, и утром рано я позвонил в зоопарк, чтобы уточнить одну из этих мыслей.

"Да, - ответили мне из дирекции, - один из волков найден возле вольера. Сдох, скорее всего от удушья. волк очень старый..."

"Один из волков найден возле вольера,- повторил я шепотом, вешая трубку.- Сдох, скорее всего от удушья. волк очень старый..."

Какой-то кубик моих догадок стал на место. Я знал, что стая иногда убивает или изгоняет умирающих животных, что этот рефлекс иногда проявляется и у домашних... Я сам видел, как к сбитой машиной дворняге подбежала другая, оттащила ее с проезжей части, лизнула, а потом схватила за горло и задушила. Что это? Гуманность природы для того, чтобы сократить время предсмертных мук?

Но если это так, то я живу не со странной девочкой, а с животным, или с самой Природой, которая в моих глазах может быть и доброй, и безжалостной. С одинаковым равнодушием. Я не пойму ее добра и ее зла, но она знает, что творит, и далека в поступках от нашей надуманной морали.

Так, или примерно так, рассуждая, я зашел в комнату, убедился, что Маша спит спокойно. Глядя на ее мирное личико, я никак не мог совместить этy Машу с той, в зоопарке.

В конце концов я прилег рядом с ней поверх одеяла и незаметно заснул.

Снились мне всякие кошмары: змеи с человеческими головами, говорящие крокодилы, русалки с кошачьими мордочками. Вдруг появился волк и спросил Машиным голосом, как меня зовут.

– Я открыл глаза. Маша теребила меня за плечо и смотрела на своими зелеными глазищами.

– Я есть хочу, - сказала она и засмеялась. Я впервые услышал ее смех. Он был хорошим - легким, светлым.
– Очень хочу, - повторила она, и я удивился множеству перемен. Речь потеряла отрывистость, лицо стало подвижным, глаза распахнулись. Глубина их - почти океанская, цвет не был постоянным - менялся с каждым мгновением.

– В зоопарк поедем?
– спросил я осторожно.

– Зачем?
– удивилась она.

– Тогда поедем в ресторан, - сказал я.
– Мне лень готовить.

Мы поехали в маленький кооперативный ресторанчик, в котором из-за высоких цен почти не было народа. Метрдотель подвел нас к тучному полковнику, еще не сделавшему заказа. Толстяк оживился.

– О, вы с дамой!
– засюсюкал он.
– Прошу, прошу! А то я тут в одиночестве...

Я чопорно поклонился, а он продолжал разглагольствовать:

– Соскучился, знаете ли, по столице-матушке, по звону ее, шуму. Специально по дороге к морю завернул погурманствовать.

"Э-э, - подумал я, - неплохой гусь, жирный. Может, он в карты любит?"

– Дочку решили побаловать?
– не унимался полковник.

Я хотел ответить, что это моя племянница, но Маша опередила:

– Да, это мой папа. И мы тоже скоро едем к морю.

– С тайги сибирской, - пояснил я, - в отпуск.

Полковник привстал:

– Дронов Петр Яковлевич.

– Очень приятно, Семенов Владимир Иванович. А это - Маша.

– А супруга?

– Я вдовец.

Я сказал это и покосился на Машу, заранее почему-то зная ее реакцию.

– Да, - сказала она невозмутимо, - наша мама давно умерла, я ее не помню вовсе.

Полковник сделал вид, что знаком с тактом.

– Извините, я не знал,..
– Он потер ладони призывая официанта.
– Что будем пить?

Я посмотрел меню и передал Маше:

– 3аказывай.

Она спокойно отодвинула коленкоровый буклет:

– А зачем читать? Я и так знаю, чего хочу: жареную картошку и мороженное.

Мы улыбнулись.

Я сделал заказ, добавил для Маши кофе-гляссе и бульон.

Первый тост полковник поднял за Сибирь. Сам он, как я понял, служил недалеко от Норильска. Впрочем, о службе он не распространялся, но зато выдавал грубоватые солдатские истории, смачно ел ипил. Я все подливал ему, а сам хитрил: то вылью бокал в цветочную вазу, то только пригублю. К концу трапезы полковник изрядно окосел, мы немного повздорили, кому платить за стол, поймали частника и решили кататься по Москве.

Маша уселась рядом с шофером, а я "случайно" обнаружил в кармане нераспечатанную колоду карт. Я, кстати, действительно забыл про эту миниатюрную, особым образом "заточенную" колоду - лично мной изготовленную от безделия в унылом доме директора зоновской школы. Для изготовления специальных карт нужно только терпение. Ну, и натфель или пилка для ногтей.

– О-о, - сказал я, - как же это я забыл? Купил вчера на Арбате, незаменимая вещь в дороге.

Дальше начиналась голая техника. Вскоре бравый воин забыл и про Москву, и про море.

Шофер попался понимающий, крутил нас по Садовому кольцу, все шло тип-топ, но Маша вдруг закапризничала.

– Домой хочу, - тянула она с настырной монотонностью.

– Ну, поедемте к вам, - сказал полковник. Он отдал уже больше лимона и ему не хотелось прерывать игру.

В мои же планы не входило знакомить "партнера" с местом моего жительства.

– Маша!
– одернул я девчонку.
– Ты что, подождать не можешь?