Тройной переплет
Шрифт:
– Э-э, нет-нет, детка, я просто тетя, а мама сзади, вот там! – находчиво и громко, чтобы даже до перепуганного друга, очертя голову и не щадя живота своего, собравшегося броситься на монстра ради спасения жизни напарницы, заявила Элька. Потом девушка обратилась к многоножке, поворачивая перстень к свету, так, чтобы четко просматривалась магическая эмблема: – Прости дураков, не разобрались в ситуации, напугали тебя, ребенка. Мы, наемные работники по контракту, находимся здесь по заданию Совета богов. Ты говорить-то можешь?
– Мама? – с явственным сомнением в голоске протянул милый маленький пушистик, поднимая глазенки
Многоножка, уменьшаясь в размерах, пошла серо-розовой рябью, точно гладь пруда в ветреный день. И вот уже вместо чудовищного насекомого на ковер из мха встала высокая, статная женщина с царственно вскинутой головой на длинной шее. Густые волосы смоляным водопадом струились по спине, темные тяжелые одежды с нежной серо-розовой пеной кружевной отделки казались царским убранством. Черные глаза, глубокие и таинственные, были преисполнены нежности, а полные яркие губы на бледном, сияющем жемчужным светом лице раздвинуты в улыбке умиления.
– Дитя мое! – глубоким контральто промолвила преображенная красавица, обращаясь к созданию на руках девушки.
– Мама! – (теперь уже увереннее – вот теперь другое дело!) – повторил маленький пушистик и, не предпринимая никаких действий физического характера вроде поступательных движений по прямой, вдруг оказался на груди черноволосой красотки. Глянул на Эльку и констатировал, закрепляя процесс идентификации: – Тетя. – Дескать, вот теперь я во всем до конца разобрался.
– Ты, странное создание, без труда миновавшее завесу ужаса, почему ты ничего не боишься? – задумчиво промолвила женщина-многоножка, она взирала на Эльку, но одновременно почему-то хаотическая колдунья была в этом абсолютно уверена – вела молчаливый диалог со своим новорожденным ребенком.
– Не знаю, наверное, у меня там внутри какие-то кнопочки не сработали, когда я из своего мира в другие уходила, те страхи исчезли, а новые не включились, – почти виновато постаралась объяснить Элька, уже привыкшая к этому извечному вопросу со стороны друзей, знакомых и врагов. (Первые, задаваясь оным, беспокоились, вторые удивлялись, третьи в открытую возмущались бракованной девицей). – Мы еще раз извиняемся за вторжение в твою детскую, но раз уж все-таки приперлись, не ответишь ли на несколько важных вопросов?
– Совет богов… давно они не вмешивались в мои дела… – прикинула женщина и величественно кивнула, принимая решение. – Что ж, поговорим. Я не могу отказать в такой малости той, что приняла на свет и посвятила мое единственное дитя.
– Что-что она сделала? – удивленно переспросил Фин, понимая, что каким-то образом Эльке удалось решить дело миром и битва или поспешное отступление откладываются или вовсе отменяются. Выбравшись-таки из мха, вор подошел и встал рядом с подругой, готовясь прикрыть ее, если разговор пойдет не так, как надо.
– Подарила обличье и суть. Я удалилась с Оргевы, чтобы мое дитя явилось там, где сможет свободно выбрать путь. Мне не хотелось делать этого за него, как сделала моя мать, – загадочно промолвила собеседница, погладив светлую шерстку малыша.
Пушистик на ее руках прикрыл глазки и задремал, курлыча или мурлыча во сне что-то нежное и мелодичное, почему-то похожее на мелодию, звучавшую в миг его рождения.
– С Оргевы? Эй, а тебя не Темная Праматерь Архадарга, случаем, кличут? – начиная подозревать недоброе, выпалил Рэнд, прежде чем подумал: а подобает ли вот так запросто обращаться к той особе, которую он имел в виду и о государстве которой «много приятного» несколько часов назад им читал Гал?
– Да, паства именует меня так, – с достоинством согласилась женщина, едва заметно нахмурившись при столь вольном обращении. Но, наверное, сочла, что для посланцев оно вполне допустимо, а иначе смертный не стал бы дерзить ей в глаза.
– Значит, ты богиня! – выдохнул вор, задним умом ужаснувшись собственной фамильярности, и тут же весьма уважительно поклонился собеседнице, но падать ниц или преклонять колени на мягком мху не стал. В конце концов, Архадарга не была его богиней, а за время работы на Совет посланцы каких только причудливых созданий не встречали, и богов перевидали немало. Первоначальный ужас и благоговение потихоньку выветрились из душ контрактников, сменившись сдержанной опаской и интересом. Человек привыкает ко всему, даже к явлениям богов, если они становятся систематическими.
– Истинно так, смертный, – подтвердила Темная Праматерь и уже с некоторым раздражением осведомилась: – Так какие вопросы вы желали задать?
– Извини, мы немного растерялись, – попросила прощения Элька, поудобнее устраиваясь на мху, как на диване с мягкими подушками. Рэнд плюхнулся рядом. – Дело в том, что мы как раз работаем над проблемами Венстика, Оргевы и Эннилэра. Богиней Ирилией через нашу жрицу-целительницу было дано предсказание о том, что жалобы из этих трех миров неким образов взаимосвязаны. Только сейчас мы понемногу начали понимать почему. Из урбанизированного мира, это в нашей практике первый случай, пришло послание от детей. Они рассказали о страшном чудовище, обитающем в заброшенном доме, о завесе ужаса, окутавшей местность, о пропавших и убитых.
– Эти недоумки пытались украсть мое нерожденное дитя, – гневом громыхнул голос богини, грозовыми тучами сдвинулись брови, молниями засверкали глаза, кажется, Архадарга вновь увеличилась в росте до размеров многоножки-монстра и, невзирая на отсутствие хитинового покрова и когтей, приобрела пугающий вид. – Как еще я должна была их покарать?
– Что, и ребятишки тоже? – очень удивился Фин таким выдающимся криминальным достижениям в столь юном возрасте. Даже он, воровавший с пеленок, ничего до сих пор не украл ни у одного бога, лампадка из храма не в счет.
– Дети? Я не убивала детей, – резко качнула головой богиня, отметая нелепые обвинения, завеса волос всколыхнулась. – После того, как те двое мерзких людей преодолели туман Неявной Жути, я окружила дом завесой Воплощаемого Ужаса, и никто не являлся здесь до вашего прихода.
– А могли те подсознательные страхи, что воплощались завесой ужаса, погубить детишек? – спросила Элька у женщины, пробуя выстроить здравую следственную версию происходящего.
– Нет, это всего лишь тени разума, – с удивлением, как можно не понимать столь очевидного, возразила богиня. – Они могут лишь внушить нерассуждающий ужас и прогнать прочь, но не в силах причинить вреда телу. Только плоть может повредить плоти в этом мире, лишенном магии для воплощения.