Тройной прыжок
Шрифт:
Я уже не мог больше, а она все очищала яйца, мазала хлеб маслом, отрезала толстые ломти колбасы и молча пододвигала мне новые куски.
— Все! — сказал я. — Спасибо, сыт.
Она быстро взглянула на меня.
— Возьми помидоры. Ты не пробовал.
Это была, пожалуй, первая ее фраза за наш ужин.
— Попробуй! — настойчиво повторила она. — Сама солила.
Тут я понял, что ничего она не успокоилась. Просто она боится, что сейчас кончится ужин и снова надвинется страх. И еще она очень
— Возьми! — сказала она.
Я чувствовал, что у нее внутри все сжимается от предчувствия страха, но больше не мог съесть ни кусочка. Никакая реакция на еду не помогала.
— Всухомятку не пойдет, — сказал я. — Вот если бы граммов сто пятьдесят!
Здорово у меня это получилось. Помогло общение с Петькой Щукиным.
На ее лице появилось знакомое, вчерашнее, выражение.
— Хочешь выпить?
Я уже жалел о своих необдуманных словах, но дух противоречия не дал мне отступить. Тем более я понимал, что водку ей взять неоткуда.
— Еще бы! — сказал я. — Тогда бы твоим помидорам цены не было. — Я даже причмокнул. — А так что — перевод добра. Спасибо! Сыт вот так!
— Погоди…
Она пристально смотрела на меня. Поколебавшись, потянулась за сумкой.
Интересно, что же она еще оттуда достанет? Она протянула небольшой пузырек.
— На, возьми.
Пузырек был обычный, как для лекарства. В нем какая-то бесцветная жидкость. На этикетке было написано:
НАРУЖНОЕ
Спиритус вини ректификати
100 мл.
Что такое спиритус вини я знал. А 100 мл, наверное, означало сто граммов на латинском языке.
— Выпей, — сказала она. — Если ты уж без этого не можешь.
Она брезгливо поставила передо мной пластмассовый стаканчик.
Я с удовольствием выпил бы сейчас газировки с сиропом из автомата.
— Слушай, — сказал я. — Здесь написано «Наружное». Наверное, его пить нельзя.
— Почему нельзя? Это же самый чистый спирт. Медицинский. Просто внутрь его не прописывают.
Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов.
Ананасов у нас не было.
— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!
И вернул пузырек.
— Погоди!
Она вскочила со стула, заметалась по кабине. Она хотела во что бы то ни стало найти для меня воду.
И нашла.
За дверцей на задней стенке кабины был шкафчик, где машинисты хранили продукты. В специальном гнезде стоял термос. Она взболтнула его.
— Там что-то есть!
Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.
— Кажется, кофе… Точно! Холодный кофе, сладкий! Пойдет?
Мне деваться было некуда.
— Пойдет, — сказал я.
Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.
— Тебе налить? — спросил я.
Она колебалась, но любопытство пересилило.
— А
— Еще бы. Кофе с коньяком пробовала? То же самое.
Пару раз в кафе-мороженом я видел, как пьют кофе с коньяком.
Она подставила колпачок.
— Только немного. Довольно!
Она с опаской пригубила. Я следил за выражением ее лица.
— А знаешь, ничего! — сказала она.
Я задержал дыхание и залпом выпил свой стаканчик. Потом закусил сладкий кофе соленым помидором.
— Ну как?
— Ничего, — сказал я. — Слабовато только, Надо побольше спирта.
Я налил себе еще стаканчик кофе и добавил туда спирта из пузырька.
— А тебе плохо не будет? — поинтересовалась она.
Я покраснел.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай за знакомство.
Мы чокнулись.
— Диспетчера Сортировочной! — надрывался Петька. — Срочно!
— В течение часа, — произнес бесстрастный голос на другом конце провода.
— Девушка! — взмолился Петька — Милая…
— Я не ваша милая, — оборвал голос, — а дежурная телефонистка. Линия занята, разговор могу предоставить в течение часа.
— Тут человек погибает! — заорал Петька. — Дайте вашего самого главного!
— Соединяю со старшей, — бесстрастно произнес голос.
В трубке что-то щелкнуло, и другой строгий голос проговорил:
— Старшая смены слушает!
У старшей смены Елены Сергеевны Селезневой весь день не выходило из головы, что ее Олежка сегодня первый раз пошел на работу в депо вечером и она не смогла проводить его. Все последние дни она вставала рано, готовила завтрак и провожала сына так же, как много лет назад мужа. Тогда он был еще не ведущим инженером, а молодым помощником машиниста.
Какая-то смутная тревога не оставляла ее, и поэтому, когда юношеский голос сбивчиво стал объяснять, что ему необходимо срочно поговорить с диспетчером Сортировочной, Елена Сергеевна решила нарушить правила и дать разговор вне очереди.
— Хорошо, — сказала она. — Сейчас приму заказ. Вы как оплачивать будете? В кредит, по талону?
— У меня нет талона!
— Вы говорите с квартиры?
— Нет.
— Тогда предоставить разговор в кредит не могу, — вздохнула Селезнева.
— Какой кредит!.. Товарищ погибает!..
Парень на том конце провода чуть не плакал.
Начальник разъезда «38-й километр» зябко поежился, прислушался.
— Не слыхать еще…
Они стояли с дежурным у слабо освещенной фонарем железнодорожной стрелки. Ответвление от главного пути вело к тупику, возвышавшемуся над глубоким рвом.
Легкая дрожь прошла по рельсам. Вдали у поворота дороги показался слабый, колеблющийся свет.
— Тебя Олег зовут?
— Да.
— Хорошее имя. Олег, Олежка… А меня Люся. Ты тоже здесь зайцем?