Труба архангела
Шрифт:
Поразмыслив, Александр Петрович решил согласиться: он считал сотрудничество с Интерполом важной точкой опоры своего благополучия. Уточнив на обратном пути в машине детали, он отказался пока от встречи с Ленски, приберегая ее на случай, если ему, Самойлову, понадобится существенная помощь, выходящая за рамки компетенции полковника.
Александр Петрович считал себя исключительно адвокатом и никак не детективом, а потому избегал игры «в сыщика», к сожалению, не всегда успешно. Сейчас у него было два пути: личные контакты со Щетенко и углубление в его психологию либо изучение деятельности «Окаянной конторы». В полученной папке, помимо прочего, имелся список сотрудников Института на момент его расформирования
Началась неприятная рутинная работа: бесконечные поездки по имеющимся адресам, расспросы родственников и соседей. К предварительным звонкам по телефону адвокат не прибегал — опыт показывал, что многие люди после таких звонков без всяких мотивов, просто на всякий случай, стараются избежать личного контакта и даже скрыться. В любом случае не ожидая любезного приема, Александр Петрович запасся бумагой с печатью, из коей следовало, что адвокат Самойлов является членом комиссии по назначению специальных пенсий людям, подорвавшим свое здоровье на вредной работе в период застоя. Но заметного благоприятного действия этот мандат не оказывал, встречали угрюмо, разговаривали неохотно и норовили поскорее спровадить, иногда в хамской форме.
Через неделю, добросовестно обследовав все адреса, адвокат подвел неприятные и довольно странные итоги. Во-первых, из ста восьми человек, имевшихся в списке, в живых осталась лишь половина, хотя в основном люди были не старые. И во-вторых, в эту половину входил исключительно обслуживающий персонал — охрана, водопроводчики, электрики и тому подобное. И удивительнее всего было, что все они — как-никак более пятидесяти взрослых людей — не могли сказать ничего конкретного о том, чем занимался их институт. Всё знали жаргонное прозвище института — «Окаянная контора», говорили, что ученые насылали на целые города и страны порчу, делали из людей идиотов, или зомби, или даже вурдалаков, но конкретного — ничего. Напрашивался вывод, что плоды работы института не представляли собой какие-то понятные предметы, которые можно было напрямую осмотреть, пощупать и тем более попытаться украсть. И еще, во всех этих людях засел страх перед своей, уже давней работой; не то чтобы их кто-то специально запугивал или они боялись бы наказания за разглашение государственных тайн — нет, просто туповатый суеверный страх и пришибленность.
— Я чувствую себя в тупике, — пожаловался Александр Петрович жене. — Ситуация совершенно мистическая. Можно подумать, на всех сотрудников института было наложено некое проклятие.
— Забавно, — задумчиво заметила Карина, — это напоминает историю со вскрытием гробницы Тутенхамона.
— Тутенхамона? — удивился он. — Раскопки Картера?
— Да, двадцатые годы. Большинство тех, кто присутствовал при вскрытии усыпальницы, погибло в течение следующих нескольких лет. Болезни, несчастные случаи… Кто утонул, кто попал в автомобильные катастрофы. А несколько человек, в том числе лорд Карнарвон, умерли от неизвестной болезни — только лет через сорок выяснилось, что это гистоплазмозис, вирус, который переносят летучие мыши. Газеты писали о «проклятии фараона».
— Вот, вот, и здесь что-то похожее. Инфаркты, грипп, несколько человек — от рака. Это надо же, умереть от гриппа… Двоих задавили автомобили, кого-то зарезали хулиганы. А один попытался воспользоваться в ванне электробритвой. Все стали вдруг патологически невезучими и глуповатыми…
— Подожди падать духом, постой-ка: ты сказал, кто-то умер от рака?
— Да, и не один, а трое.
— Послушай, мой двоюродный дядя служил во внешней разведке, проще говоря, был шпионом. Самым настоящим шпионом, работал в Турции, в Иране и в Эмиратах. Можешь представить, что это такое. Так вот, он умирал от рака в Ереване, а я была школьницей и ухаживала за ним. И он мне такое рассказывал! Понимаешь — у него было время подумать, и хотелось перед кем-то покаяться. Или просто выговориться. А раковый больной, он ведь ничего уже не боится… Попробуй поговорить с родственниками этих… твоих.
— Попробовать можно, — без большого энтузиазма согласился адвокат. — Но ты, однако, философ.
Совет не падать духом оказался зерном, упавшим на тучную почву. Уже через два часа после этого обмена репликами, за обедом, адвокат вернулся к проблеме «Нейтрино». Разговор он завел небрежным, скучающим тоном, как бы для поддержания застольной беседы, но Карина сразу уловила, что цель его — обкатка свежей идеи. Вообще-то Александр Петрович не любил обсуждать вслух неясные для себя самого ситуации, твердо веря, что слово изреченное есть ложь и что проговорить какую-либо тему — значит на время оборвать работу интуиции и упустить наиболее тонкие нити. Поэтому предложение порассуждать вместе Карина восприняла как лестное, хотя и догадывалась, что для нее лично дело кончится каким-нибудь трудоемким поручением.
— Похоже, что в нашем случае, — заметил рассеянно адвокат, — дедуктивный метод забуксовал. — Он замолчал, полностью увлекшись перекладыванием на свою тарелку салата.
— Обычной альтернативой дедукции считается индукция, — осторожно отреагировала Карина.
— Гм… это вполне возможно. — Он сосредоточился на открывании бутылки. — Тебе можно налить вина, дорогая?
— Не понимаю. У нас же нет ряда однородных событий, или ситуаций, или понятий?
— Если хорошо поискать, всегда можно найти, — пожал Александр Петрович плечами. — Прекрасный цвет, — констатировал он, подняв бокал с золотистым вином за тонкую ножку.
— И как же это может выглядеть?
— Опыт показывает, если серия странных вещей локализуется во времени и пространстве, все они так или иначе связаны между собой.
— А, вот оно что… Неплохо придумано, очень даже ловко, пожалуй. Все-таки из нас двоих — ты философ.
— Только по необходимости, — виновато улыбнулся он.
— Действительно ловко, — оживилась Карина. — Хорошо, давай перечислять в хронологическом порядке. Итак: неадекватная реакция охранника на мирного прохожего, необычные телевизионные помехи, бредовое поведение трупов, — она по очереди загибала пальцы, — и, наконец, пулевое ранение местного бомжа. Все?
— Ты упустила доставку на дачу электронной аппаратуры промышленного вида.
— Верно. — Она загнула пятый палец, мизинец. — Опросить доблестного Гарри и его хозяина мы пока еще не можем, а трупы — уже не можем, — продолжала она рассуждать. — Интересно бы, кстати, узнать, какой пистолет у Гарри…
— Пистолет Макарова, — живо откликнулся Александр Петрович, — во время того визита он старательно прятал от моих глаз лицо, но не пистолет. Да разве можно представить себе Гарри с «браунингом»?
— Отлично. Значит, самое первое и необходимое, — подытожила она, — разобраться с телевизионными помехами.
— Ты прекрасно выделила все главное. — На лице Александра Петровича расцвела широкая улыбка. — Истинно сказано: кто ясно мыслит, тот ясно излагает. — И поскольку Карина даже не пыталась скрыть удовольствие, доставленное ей этой сентенцией, он добавил уже деловитым рабочим тоном: — Тогда, может быть, ты возьмешь на себя телевизионные помехи? А я пока займусь раковыми больными.