Трубка Шерлока Холмса
Шрифт:
Как только у моей пациентки появились первые признаки улучшения, Уэзерби поспешно выпроводил меня из дома и отвез обратно на Харли-стрит, высадив перед парадным входом моего дома.
Я почти не спал всю прошлую ночь, мистер Холмс, так неспокойно было у меня на душе. Молодая женщина, находящаяся под воздействием наркотиков, уклончивое поведение Уэзерби, тот факт, что в доме не было слуг, кроме экономки, – все это свидетельствовало о том, что я помимо своей воли был втянут в какое-то крайне подозрительное дело. Сначала мне пришла мысль пойти в полицию, но что я там скажу? Я не знаю, кто эти люди, и не имею
– И все же кое-что вам известно, – возразил Холмс. – Вы познакомились с человеком, назвавшимся Джосаей Уэзерби. По вашему мнению, он американец. Как он выглядит?
– Это высокий дородный мужчина, которому за пятьдесят. У него большая темная борода, начинающая седеть. Он хорошо одет, но манеры грубые – вряд ли это джентльмен.
– Вы не заметили каких-нибудь особых примет? Я сам обычно обращаю внимание на руки человека [29] . Они зачастую четко указывают на социальное положение и род занятий.
29
В «Знаке четырех» Шерлок Холмс говорит, что написал небольшую книгу, посвященную «влиянию профессий на форму руки, в ней даны литографии рук кровельщика, моряка, пробочника, композитора, ткача и шлифовальщика алмазов. Это исследование представляет собой большой практический интерес для детектива, относящегося к своей профессии как к науке. Оно особенно полезно, когда нужно опознать труп или определить занятие преступника». Он также объявляет, что профессия человека ясно видна по его ногтям и утолщениям на указательном и большом пальцах.
Доктор Эгер был явно удивлен.
– Как вы проницательны, мистер Холмс! Мне действительно бросилось в глаза, что руки его в шрамах, кожа грубая. Похоже, в прошлом он занимался тяжелым физическим трудом. И лицо обветренное, как будто этот Уэзерби работал на воздухе.
– Превосходно! – воскликнул Холмс. – Вот видите, мы уже делаем успехи! А как насчет молодой леди?
– Она светловолосая, с тонкими чертами. Это и заставило меня усомниться, что Уэзерби ее отец. Что касается экономки, то это низенькая полная женщина средних лет. Она молчала, когда я занимался пациенткой, так что я ничего не могу сказать об особенностях ее речи, а значит, и происхождении.
– А дом?
– Снаружи я видел его мельком и подробно описать не могу. Скажу только, что это большая вилла, стоящая особняком, вдали от дороги, и что справа от парадной двери есть эркер.
– А цвет двери?
– Черный.
– Там был дверной молоток?
– Да, и приметный! В виде дельфина. В самом деле, мистер Холмс, просто поразительно, сколько деталей я запомнил, сам того не сознавая. Теперь я припоминаю, что на воротах был номер. Тридцать два.
– Вы можете вспомнить еще какие-нибудь подробности, какими бы незначительными они ни казались?
– Нет. Разве что одно: к парадному входу вела дорожка, выложенная красной и черной плиткой. Я ничего не мог разглядеть в саду, поскольку уличное освещение было крайне скудным. Однако я случайно заметил, что на порог намело очень много опавших листьев, как будто поблизости стояло дерево.
Когда
Вынув бумажник, Мур Эгер извлек из него конверт и передал Холмсу, добавив:
– Мне незнаком вид дерева, с которого он упал.
Холмс заглянул в конверт и отложил его в сторону со словами:
– Он и в самом деле может пригодиться, доктор. По опыту знаю, что успех расследования зачастую зависит от незначительных вроде бы мелочей. Пожалуйста, продолжайте. Если вы не можете больше ничего рассказать нам о том, как вилла выглядела снаружи, давайте перейдем к внутренним помещениям.
– Кроме спальни молодой леди я видел только холл, лестницу и верхнюю площадку, и то мельком. Мистер Уэзерби так торопил меня, поднимаясь по лестнице, что я не имел возможности осмотреться. К тому же освещение было совсем тусклым. Однако у меня сложилось впечатление, что дом снят. Слишком мало личных вещей, даже в комнате пациентки. Мебель в основном старомодная и подержанная. Окно было закрыто шторами, а комод стоял…
– Детали обстановки менее важны, нежели расположение комнаты молодой леди, – прервал его Холмс. – Где она находилась?
– В передней части дома, слева от двери.
– Благодарю вас, доктор. Это весьма ценная информация. А теперь перейдем к самой вашей поездке в неизвестном направлении. Вы сказали, что она длилась около часа. У вас есть какое-то представление о маршруте, которым вы ехали?
– Я уже сказал вам, мистер Холмс, что занавески в экипаже были задернуты, – ответил Мур Эгер слегка раздраженным тоном. – Я ничего не мог видеть.
– Понятно. Но, несмотря на это, какие-то впечатления у вас должны были остаться. Когда вы вышли из вашего дома вместе с мистером Уэзерби, в какую сторону был обращен экипаж: на юг, к Кавендиш-сквер, или на север, к Риджентс-парку?
– В сторону парка.
– А когда карета тронулась с места, в какую сторону она повернула?
– Налево, а вскоре после этого – направо.
– Значит, вы продолжали двигаться к северу?
Очевидно, до Мура Эгера дошло, с какой целью Холмс задает эти вопросы, так как его тяжеловесные суровые черты вдруг смягчились.
– А ведь вы совершенно правы, мистер Холмс! Коллега рекомендовал мне вас как лучшего частного детектива в стране, и теперь я понимаю, почему у вас такая репутация. Вообще-то, необычность просьбы мистера Уэзерби возбудила во мне любопытство, и я обратил особое внимание на первую часть пути. Позвольте мне поразмыслить несколько минут.
За сим последовало молчание. Доктор опустил взгляд на свои прекрасно начищенные ботинки, подперев подбородок рукой. Затем лицо его прояснилось, и он продолжил:
– Кажется, какое-то время мы ехали по прямой. Часть пути пролегала по большой оживленной улице – сквозь задернутые занавески я видел мелькающие огни, и наш экипаж перегонял другие кареты. Затем мы свернули направо и начали медленный подъем. Мы долго поднимались в гору, улица становилась все круче. Потом повернули налево.
Тут оживление Мура Эгера потухло.