Трубка Шерлока Холмса

Томсон Джун

Оставив врача дожидаться, мы с Холмсом и офицеры полиции пешком двинулись к дому. Сержант и констебли обогнули здание, чтобы следить за черным ходом на случай, если Уэзерби и его сообщница попытаются сбежать.

В тот момент я подумал, что эта предосторожность излишня – как и тяжелая трость, которой вооружился Холмс.

Кое-где в доме горел свет. Окна светились в холле и на первом этаже, где сегодня днем Уэзерби, стоя в эркере, наблюдал, как мы с Холмсом удаляемся с тележкой. Тусклый свет просачивался и сквозь задернутые шторы в комнате верхнего этажа, где Холмс видел молодую женщину, лежавшую в постели.

Пока остальные ждали на крыльце,

Лестрейд трижды постучал в дверь – это были сильные удары, которые, вероятно, отдались эхом во всем доме. Последовала тишина, затем послышался звук отодвигаемых засовов, в замке повернулся ключ. Дверь приоткрыли, не снимая цепочки, и показалось смуглое бородатое лицо Уэзерби.

– Кто вы? Чего вы хотите? – спросил он.

Боюсь, что некоторые мои рассказы, где к расследованию подключается полиция, могли создать впечатление, будто ее офицеры, особенно Лестрейд, мало на что годятся. Рядом с Холмсом, обладавшим быстрым умом и вооруженным методом дедукции, они действительно порой казались туповатыми.

Однако, когда требовалось произвести арест или, как теперь, обыск, им не было равных. Даже такой непревзойденный актер, как Холмс, вряд ли сумел бы лучше сочетать величественные, чуть ли не напыщенные манеры с официально-вежливым обхождением.

– У меня имеется ордер на обыск этого дома, – объявил Лестрейд, – и вы меня крайне обяжете, мистер Уэзерби, если снимете дверную цепочку и позволите войти мне и моим коллегам. И должен вас предупредить, сэр, что еще два офицера караулят за домом.

Уэзерби не стал протестовать и, откинув цепочку, открыл дверь, чтобы мы могли войти. Поэтому я очень удивился, когда Холмс, оттолкнув в сторону Лестрейда, первым ворвался в холл и с силой опустил свою трость на правую руку Уэзерби.

– Ну-ну, мистер Холмс! – возмутился Лестрейд. – Нет никакой необходимости в насилии…

Он умолк на полуслове и замер с открытым ртом, потому что Уэзерби выронил на выложенный плиткой пол шестизарядный кольт.

– Вы ничего не говорили о том, что Уэзерби вооружен, – с обидой в голосе произнес Лестрейд, когда бородача скрутили и увели в наручниках два констебля.

Уэзерби все еще неистово боролся, и лицо его было искажено от ярости.

– Я заподозрил это, когда сегодня днем он вышел на порог. У него странно оттопыривался правый карман, – объяснил Холмс. – Однако трость ничуть не хуже огнестрельного оружия, если использовать ее в нужный момент. А теперь, Лестрейд, пожалуйста, поспешим наверх.

И Холмс устремился вперед, увлекая нас к комнате, в которой держали молодую леди. Мы увидели, что она по-прежнему лежит в кровати, одурманенная наркотиком. Экономка, которую предупредил о нашем появлении шум, поднявшийся при аресте Уэзерби, затаилась за дверью. Ее также увели для допроса. Был послан констебль за доктором Муром Эгером и сестрой.

Между тем мы с Холмсом завернули узницу в одеяла, после того как я, измерив пульс, объявил, что ее жизни не угрожает опасность.

Даже в нынешнем, далеком от здорового состоянии она была очень хороша собой, с точеными чертами лица, которым бледность только придавала еще больше изысканности, и пышными белокурыми волосами.

Когда ее отнесли вниз, в поджидавший экипаж, чтобы доставить на Харли-стрит, во врачебный кабинет доктора Эгера, Лестрейд, который осматривал комнату, где содержали пленницу, повернулся к моему другу:

– А где же, позвольте спросить, мистер Холмс, станок для печатания фальшивых денег? Вы же сказали, что увидели его, заглянув

в окно?

Холмс посмотрел на него с виноватым видом.

– Боюсь, инспектор, – сказал он, – что я ошибся. Как я объяснил вам сегодня днем, я лишь мельком оглядел комнату через прореху в шторе. Увы, я, вероятно, принял умывальник у дальней стены за печатный станок. Согласитесь, что вместе с кувшином и тазом, стоящими на нем, при тусклом освещении он в точности напоминает печатный станок. Я приношу искренние извинения за эту ошибку. Впрочем, ваше время не потрачено впустую. Вы арестовали опасного преступника, который, по всей видимости, повинен в похищении и незаконном удержании в неволе.

Судя по сомнению, выразившемуся на лице Лестрейда, его не вполне убедило это объяснение. Но ничего поделать он не мог, ибо Холмс всем своим видом выказывал искреннее раскаяние.

Только когда кэб вез нас обратно на Бейкер-стрит, он позволил себе расхохотаться.

– Теперь вы видите, Уотсон, что за наживку я использовал? – спросил он.

– Да, но, боюсь, Лестрейд заподозрил, что вы его обманули, и это ему не очень-то понравилось.

– О, в конце концов он сменит гнев на милость. Пусть ему не удалось поймать фальшивомонетчика, зато он арестовал похитителя, и все лавры, разумеется, достанутся инспектору. Я не сомневаюсь, что, как и в деле, которое мы расследовали несколько месяцев тому назад в Суррее [32] , молодая леди является наследницей солидного состояния, которое пытался захватить Уэзерби.

32

Холмс почти наверняка говорит о деле «Одинокой велосипедистки», которое расследовал в апреле 1895 года. Тогда некая Вайолет Смит была похищена злонамеренным Джеком Вудли и незаконно принуждена к браку с ним, чтобы он мог распоряжаться состоянием, которое она должна была получить по завещанию. Значит, знакомство Холмса с Муром Эгером также состоялось в 1895 году.

Однако Холмс оказался не совсем прав в своем предположении.

Примерно неделю спустя нам нанес второй визит доктор Мур Эгер. Он сообщил, что молодая леди, мисс Элис Мейтленд, находится в частной клинике в Кенте и ее здоровье восстановилось настолько, что она смогла рассказать о себе и своем похитителе, настоящее имя которого Виктор Рауз.

Как выяснилось, мисс Мейтленд была единственной дочерью Генри Мейтленда, калифорнийского золотоискателя. На паях со своим партнером, Раузом, он с умеренным успехом разрабатывал жилу в Лейзи-Крик. Оба старателя в конце концов выписали к себе из города жен, однако старательский лагерь не самое подходящее место для женщин и детей (впрочем, из них двоих ребенок был только у Мейтленда), так что компаньоны вложили свой скромный капитал в небольшой торговый бизнес в ближнем поселении, обзавелись лавкой и стали снабжать припасами и оснащением других искателей удачи.

С годами их предприятие начало процветать. Рауз занимался торговлей, тогда как Мейтленд, очень талантливый инженер, после смерти жены занялся проектированием новых механизмов, в частности буровых установок, способных дробить скальные породы.

Испытывая бур, Мейтленд погиб под обломками скалы. Выправить патент на изобретение он не успел, хотя заявку уже подал. По его завещанию доля Мейтленда в магазине, все бумаги и записные книжки отходили дочери Элис, которой тогда был двадцать один год.