Трудная борьба

Анненская Александра Никитична

Лизавета Сергеевна с удивлением оглядела племянницу. — Какая она у вас, однако, речистая, — заметила она, обращаясь к Марье Осиповне. — Ты хочешь учиться, милая? Прежде всего следовало бы выучиться почтительному обращению с матерью и старшими. Мы не спрашиваем ни твоего совета, ни твоего мнения. Надеюсь, мы лучше тебя понимаем, что делать. В свое время, родственники позаботятся и о тебе.

Оля хотела возражать, хотела отстаивать свои права, но тетка так решительно отвернулась от нее, а Анюта с таким волнением дергала ее за платье и делала ей знаки что она замолчала и поспешно вышла из комнаты, чтобы в уединении дать полную волю и досаде, и слезам.

Ей было о чем и плакать, и злиться. Опять, в заботах о брате, забывают ее; ей предпочитают другого,

менее способного, более слабого, и предпочитают потому, что он мальчик, а она — имела несчастие родиться девочкой…

Благодеяние тетушки, стоившее таких горьких слез Оле, очень мало обрадовало и Петю. Это был от природы мальчик вялый, малоспособный. Рассказы Мити о шумных играх и веселых проделках товарищей не возбуждали в нем желания принять участие в школьной жизни, а напротив — пугали его. Когда он видел, как старший брат проводил целые вечера согнувшись над книгами, ему си тоскою думалось: «Неужели и мне придется когда-нибудь так много учиться? Хорошо, кабы меня никогда не отдавали в эту противную гимназию».

И вдруг тетенька приехала — оказать ему великую милость; ему велят благодарить эту тетеньку, целовать ее ручку; мать плачет от радости; старшая сестра поздравляет его, младшие веселятся, сами не зная чему!

«Говорят, в гимназии надо держать экзамен. Может быть, я еще не выдержу!» — с слабою надеждою думает мальчик.

Не тут-то было! Мысль об экзамене пришла в голову не ему одному.

— Где же Пете поступить в гимназию, — заметил Митя, услышав о семейной радости:- он ничего не знает; ему не выдержать экзамена!

Марья Осиповна встревожилась.

— Митенька, голубчик, — обратилась она к старшему сыну: — у меня одна надежда на тебя… Послезавтра у тебя начнутся каникулы, ты уж позаймись с братом, подготовь его.

— Пожалуй, отчего не позаняться! — с важностью согласился Митя.

Он кончал переходные экзамены из второго класса в третий, считался первым учеником и более чем когда-нибудь гордился своими занятиями… Занятия с братом он начал строгим экзаменом, после которого заявил, что Петя ничего не знает, очень неразвит и что учить его — будет чистым мучением. Можно себе представить, как такое заявление ободрило маленького ученика, и без того не чувствовавшего желания напрягать свои силы для ненавистного экзамена! Каждый день урок кончался тем, что Петя горько плакал и проклинал книги и гимназию, а Митя строгим, учительским голосом читал ему наставление о необходимости внимания и прилежания, и назначал ему какое-нибудь наказание за леность. Марья Осиповна всегда брала сторону старшего сына и сама бранила и наказывала Петю, так что жизнь бедного мальчика, до сих пор такая спокойная и беззаботная, стала очень несчастною. Он даже похудел от беспрестанных слез и частых наказаний. Попробовал он поискать сочувствия у Анюты, которая всегда была добра и кротка с детьми, но она благоразумно заметила:

— Ах, Петечка, ведь это все делается для твоей же пользы: поступишь в гимназию, станешь хорошо учиться, как Митя, сам рад будешь.

Петя вздохнул и отошел от сестры, очень мало утешенный. Оля была не так благоразумна, как Анюта.

— Экий ты дурак, Петька, ревешь из-за того, что учиться заставляют, а я бы была рада-радехонька, если бы меня учили! — говорила она. Но все-таки ей жаль было братишку, которому приходилось так часто терпеть и брань, и наказания. У нее было свое горе, и потому ей не трудно было сочувствовать чужой печали. Сидя вдвоем в уголку комнаты или в укромном местечке огорода, дети поверяли друг другу свои огорчения. Оля говорила о том как бы ей хотелось учиться, как ей трудно догонять Митю, который иногда отказывается объяснить ей что-нибудь непонятное, или не дает ей своих книг, как ее мало времени заниматься и как часто мать бранит ее за эти занятия… Петя, с своей стороны, жаловался на то, что гимназия и общество будущих шалунов товарищей пугают его, что ему хотелось бы еще хоть годик пробыть дома, что ему трудно учиться, особенно, когда Митя говорит с ним таким важным, строгим голосом. Оля утешала его, представляя ему приятные стороны гимназической жизни, ободряла его, обещая помогать ему готовить уроки и объяснять все непонятное, и часто старалась облегчить ему настоящие занятия. Петя, в благодарность за это, обещал всегда давать сестре свои книги и доставать для нее книги из гимназической библиотеки и от товарищей, обещал всегда, даже когда будет в старших классах, рассказывать ей все, чему выучится сам и, кроме того, всеми силами стараться, чтобы ее также отдали в гимназию. Эти разговоры вдвоем сближали детей и утешали их. Петя стал менее грустно смотреть на свою судьбу, Оля перестала завидовать брату.

Несмотря на строгие внушения Мити и на помощь Оли, Петя выдержал экзамен довольно плохо. Его согласились принять из жалости к слезам Марьи Осиповны и потому что, как заметил инспектор: «У него умный, прилежный брат, который поможет ему учиться».

С первых же дней поступления мальчика в общественное заведение начались для него неприятности. Товарищи били его, как всякого новичка, насмехались над его слезливостью и неумелостью постоять за себя. Без заступничества Мити — ему пришлось бы очень плохо от их кулаков, но и это заступничество не всегда спасало его. Частенько возвращался бедняга домой с синяками на лице, с разорванным, перепачканным платьем и горько жалуясь на свою судьбу.

— Экий ты ведь какой несчастный уродился, — жалостно покачивала головой Марья Осиповна: — Митя в той же гимназии учится, с ним никогда таких бед не случалось, как с тобой! Что делать, голубчик, потерпи, — зато будешь умным, образованным человеком…

Петя вздыхал и не надеялся достигнуть когда-нибудь той цели, какую ему сулила мать. Ученье давалось ему очень туго. Без помощи Мити или Оли — он не мог приготовить положительно ни одного урока. Видя, что Петя беспрестанно обращается с своими вопросами к сестре и что она на все отвечает ему толково, Марья Осиповна перестала выгонять девочку из комнаты, где братья ее готовили уроки, хотя все-таки с большим недоверием относилась к ее знаниям.

— Петенька, говорила она часто мальчику: — что ты все у Оли спрашиваешь, она и сама-то этого, я думаю, нн знает; ты бы лучше попросил Митю тебе показать да объяснить.

— Ах, нет, маменька, — возражал Петя: — Оля все отлично знает… Митя сердится, а Оля так хорошо объясняет, я ее лучше всех понимаю.

— Ну, так ты, Оля, смотри, подумавши говори, напутаешь что-нибудь, а его за это учитель накажет, — увещевала мать.

— Не напутаю, маменька!

— Оля никогда ничего не путает! — защищал сестру Петя, чувствовавший с каждым днем все больше и больше уважения к ее уму и знаниям.

Благодаря занятиям с Петей, Оле удавалось и утром спокойно посидеть за книгами часок-другой. Когда мать начинала ворчать на нее за это «безделье», она успокаивала ее, говоря:

— Дайте мне немножко поучиться, маменька, тогда я буду всегда помогать Пете, и Васю сама приготовлю к экзамену, как только он подрастет.

Марья Осиповна соглашалась, что иметь даровую учительницу для мальчиков очень выгодно и приятно, и оставляла Олю трудиться над решением математических задач или над разбором запутанных латинских фраз, но все-таки не могла одобрить странных занятий девочки.

— Не знаю, право, в кого уродилась моя Ольга, — жаловалась она и Анюте, и разным кумушкам соседкам: — точно мальчик, все бы ей за книгой сидеть, а женское дело в руках не спорится.

Соседки с сожалением покачивали головами и утешали мать тем, что «еще молода, даст Бог — поправится», а Анюта часто с удивлением спрашивала сестру, для чего та ломает себе голову над такими бесполезными вещами, вместо того, чтобы сшить или связать себе что-нибудь хорошенькое?

— Странная ты, право, Анюта, — горячилась Оля: — для чего я учусь? Да просто мне это интересно, — интереснее, чем вязать себе кружева к юбкам или нашивать оборки на платья! Вот ты целые дни сидишь за иголкой, и не понимаешь, о чем Митя говорит со своими товарищами, а я все понимаю и обо всем могу говорить с ними…