Трудно быть солнцем
Шрифт:
По окончании alma mater у меня появилась возможность остаться работать при кафедре. Помимо этого, белобрысый и симпатичный Фридрих сделал мне предложение. Подумав над тем и над другим, я отказалась. Фридриха я не любила. Германия была для меня страной, предоставившей мне колоссальные возможности. Однако Староникольск, городок, в котором я появилась не свет, всегда был моей подлинной родиной. Поэтому-то, не долго думая, я и вернулась обратно. Я знала, что меня ожидает – прозябание в русской провинции, и я сознательно пошла на этот шаг. Мне было прекрасно известно, что в результате приобретенных знаний я смогу оказаться полезной своему городу. Думаю, так и произошло.
Я
Времена менялись, и Староникольск постепенно начал превращаться в культурный центр нашего уезда. Я до чрезвычайности рада этому факту, ибо что может быть отраднее, чем при жизни видеть результат собственных трудов.
Господь оказался более чем милостив ко мне, помимо успехов на социальном и научном поприщах он послал мне счастье в семейной жизни. Я достаточно поздно вышла замуж за человека, которого полюбила нежной и искренней любовью, Степана Логвинова. Я была первой дамой в Староникольске, которая не изменила фамилию, выйдя замуж, что вызвало шквал пересудов и обсуждений. Увы, мой брак с этим замечательным человеком длился всего четыре месяца, Степан скончался от простуды, перешедшей в воспаление легких, не дожив до появления своего сына, которого я нарекла Карлом, в честь своего отца.
Можно задаться вопросом, почему своего единственного сына я назвала в честь отца, человека малоприятного и ограниченного, а не в честь горячо любимого мужа, которого смерть забрала от меня, едва мы сказали друг другу «да» перед лицом господа. Однако таково было желание моего умирающего супруга, и противиться ему я не могу. Кроме того, сын мой Карлуша, как я надеюсь, станет полной противоположностью деду своему.
Такова краткая история моего рода. Я привела ее для того, чтобы читатель, позднее перелистывающий страницы, заполненные моими записями, имел представление об авторе. Понимая, что я совершенно не приспособлена к литературному творчеству и не готова к той самоотдаче, которой требует написание романа, я все же решила оставить для потомства эти бумаги. В первую очередь решение мое обусловлено желанием запечатлеть документально результаты моих сумбурных изысканий. Я не хочу, как и уважаемый и любимый мной следователь из Петрограда, стать жертвой таинственного несчастного случая. Сейчас в моих руках находятся неопровержимые доказательства того, что он, как и пять жительниц Староникольска, стал жертвой жуткого, бесчеловечного существа, известного более в прессе как «цветочный убийца». Однако до сей поры я теряюсь в догадках и топчусь в темноте – мне неизвестно, кто же является этим монстром. И все же, в этом я совершенно уверена, я смогу раскрыть эту страшную и кровавую тайну.
Не желая предварять одно событие другим и путать хронологию, я позволю себе время от времени предаваться личным замечаниям и комментариям. Думаю, что любой следователь, даже всемирно известный сыщик Шерлок Холмс, воссозданный живым воображением британца Дойля, имеет право на наличие симпатий и, соответственно, антипатий. Признаюсь честно, криминальные романы увлекают меня, и, пролистывая дешевое издание, которое я приобретаю тайком, дабы не портить собственную репутацию, весьма, надо сказать, высокую в нашем городке, я частенько представляла себя на месте сыщика, который ведет расследование. На последних страницах этих произведений я, увы, с ужасом открывала для себя, что не могу вычислить преступника. Но подлинная жизнь гораздо разнообразнее книжного вымысла, поэтому я льщу себя надеждой, что смогу применить весь свой талант и ум, дабы раскрыть череду преступлений.
Итак, вспоминая жаркое лето этого года, я могу сказать, что начало для меня «цветочным убийствам» было положено не в тот день, когда была обнаружена задушенная Евгения Ирупова с белой лилией на груди, а примерно за три недели до этого, 13 июля, когда я впервые почувствовала смутное беспокойство и ощутила атмосферу спрессованного ужаса. Городок наш, как можно понять, тишайшее и спокойнейшее место на земле. За последние двадцать лет самым громким преступлением была драка на улице. Но страсти, человеческие страсти кипят. Мы такие же, как и жители крупного города, например, столицы.
Прогресс обошел нас стороной, нас не затронули вихри революционного движения и нигилистических безумств. Война, длящаяся уже третий год, забирает свою дань, однако Староникольск остался практически таким же, каким он был и пятьдесят, и сто лет назад. С одной стороны, это отрадно, а с другой, внушает опасения.
Однако, не рискуя углубиться в пространные размышления спорного характера, что свойственно моей менторской натуре, воспитанной на свободомыслии германской классической философии, я перехожу к сути событий.
В мои обязанности как директора местного музея входит постоянное пополнение коллекций и забота о сохранности фонда. В моем распоряжении находятся добровольные помощники, однако большую часть работы приходится выполнять самой. Музей временно – и это временное состояние длится уже седьмой год – располагается в небольшом кирпичном здании с отвратительным сырым подвалом. Староникольские нувориши, обещая поддержку благородным начинаниям, не спешат, тем не менее, отворять для меня собственные кошельки.
13 июля выдалось чрезвычайно погожим днем. Я задолго наметила его для того, чтобы пополнить музейную коллекцию амфибий, членистоногих и насекомых, которая пропала из музея и, как я подозреваю, была за гроши продана одним из сторожей на рынке. Оставив своего обожаемого сына Карлушу на попечение няньки, особы, надо признать, безответственной, я отправилась на берег реки Тишанки. Всем известно, что около Староникольского монастыря, являющего собой шедевр архитектурного зодчества середины шестнадцатого столетия, в изобилии водятся различного рода представители фауны. Своими жертвами я выбрала бабочек и квакш. Увлеченная процессом охоты, я не сразу заметила, что на берегу реки, заросшем камышом, слышатся голоса. Когда же голоса стали приближаться, то, случайно уловив нить разговора, я поняла, что мое появление в грязном платье, с сачком в руке и кастрюлькой с квакшами не является своевременным.
Я бы никогда не унизилась до того, чтобы подслушивать чужой разговор или становиться хотя бы даже невольной свидетельницей интимного общения, однако этот раз стал исключением из правил. По голосам я поняла, что по берегу реки прогуливаются мужчина и женщина, причем их разговор носит весьма личный характер. Я затаилась, надеясь на то, что гуляющие, минуя меня, удалятся в противоположную сторону и избавят, таким образом, и себя и меня от конфузного положения и еще более стыдного разоблачения.