Трудно Разлюбить
Шрифт:
— Прошу тебя, перестань отлынивать от нашего общения, — сказал Кирилл, взглядом прося меня занять место на переднем сидении. — Забудь обо всем и наслаждайся жизнью. Расслабься!
В машине мы впервые поцеловались, он притянул меня к себе, и я, обычно строптивая и сама решающая кого к себе подпускать, а кого отвергнуть, покорно прильнула к нему. Некоторое время мы принюхивались и пробовали друг друга на вкус. У Кирилла была гладкая кожа, влажные губы и свежее дыхание. Я прислушилась к себе, и невольно поняла, что он мне приятен, несмотря на то,
— Я не помню почти ничего, — занервничала я, оторвавшись от него. — Прости, но это правда. Не знаю, что с этим делать…
— Ничего, — пожал плечами Кирилл, заводя машину. — Я попытаюсь тебе напомнить. Очень постараюсь, Жа!
— Зачем я тебе такая, Кирилл? — прорвало меня. — Вместе мы были без году неделю. Твои братья дурацкой помолвкой прикрыли тебя от каких-то пересудов, позволили тебе спать со мной «на законных основаниях». Чем бы дитя не тешилось… Нам обоим это нравилось, потому что никто нас не контролировал. Настал момент и меня выкинули из твоей жизни, как сломанную игрушку! Неужели я так наследила в твоей судьбе, что ты хочешь меня вернуть?
— Представь, что те дни были самыми светлыми в моей жизни, — тоже выпалил Кирилл. Он быстро и резко обернулся на меня, снова сочно поцеловал меня в губы, и оторвавшись, продолжил. — Дальше все было как сейчас, темно и тревожно. Почему мне не должно хотеться вернуть тебя? Какие у тебя доводы против этого; тебе тридцать девять, ты любишь красивых мужиков и иногда делаешь глупости? Я это знаю и меня все устраивает…
Я подумала, что такие слова стоят больше, чем иное признание в любви, и разрешила себе успокоиться.
Меж тем молодые люди из "Нового Олимпа" продолжали умирать…
Мы переехали в столицу, поселились в громадной квартире, такие показывали в кино или в обличающих толстосумов роликах, — высокие потолки, многочисленные комнаты, обставленные мебелью, которой поначалу страшно было пользоваться. Квартира Даниила, казавшаяся мне просторной, в моем сознании теперь съежилась до уровня эконом-класса.
Мою маму Кирилл отправил на реабилитацию, — она звонила мне и жаловалась на жизнь; с внуками ее разлучили, дочь не навещает и редко звонит.
«— Ты отделалась от нас, живешь припеваючи. Зачем тебе мать-калека и двое сирот? Мы всегда были обузой для тебя… — пыталась взывать к моей совести мама, — ты всегда была готова променять нас на мужиков…»
Детей Кирилл тоже отодвинул подальше, чтобы не путались под ногами; сдружившихся девочек отправил учиться в частную школу-интернат, Вите нанял гувернера, чтобы отучал его от бесполезной беготни и визга. Предполагаю, что девочки меня возненавидели; Жанна за то, что я забрала у нее внимание отца, Алена за то, что Кирилл любил меня, а не ее. По злой иронии судьбы, мама не получила того, о чем возможно мечтала. Все «сливки» богатой жизни достались мне.
Я была рада такому раскладу. Жить для себя оказалось приятнее, чем я думала. С андроидом Фоксом мы катались по городу, заглядывали в магазины,
— Что-нибудь еще хотите, Жанна? — интересовался Фокс, неся мои покупки.
— Хочу спросить. Как часто к твоему боссу приходят гости? — один раз отозвалась я, удивленная тишиной и замкнутостью жизненного пространства Кирилла. Мне казалось, что такие люди, как он, не вылезают из гостей и устраивают вечеринки без повода.
— Два раза в год, — четко ответил Фокс, — на день рождение Жанны и первого января. Приходят Михаил и Борис с женами…
— А женщины приходят? — подражая его механическому акценту, спросила я.
— Приходили, — ответствовал Фокс равнодушно. — Элла Петровна иногда приводила подруг. Они употребляли спиртные напитки и сексуально домогались меня.
Однажды к нам с визитом нагрянул Борис, седой и желтый от цирроза. Увидев меня, он ухмыльнулся:
— Я же говорил, настанет время, и ты, братец, вернешь свою золушку… — и обратился ко мне. — Вы остались прелестницей, Жанна! Я никогда не выступал против вас, и сейчас рад вам!
— О возвращении золушки ты не говорил, — безжалостно парировал Кирилл. — Ты говорил, что у меня будет миллион таких, как она. Не надо строить из себя добряка…
Мы сидели столом на кухне из стекла и мрамора. Я только привыкала к новой обстановке, поэтому чувствовала себя неуютно в чужом мире. Дикое дерево пересадили в оранжерею, корни еще не ухватились за удобренную почву, тянулись на скудную землю. Кирилл сидел в черной рубашке с засученными руками и в псевдо-рваных джинсах, то есть. рваных по дизайнерскому замыслу. На мне было узкое, ванильного цвета платье-футляр из мягкой ткани, оно не теряло формы и не сковывало движения. Волосы я распускала и укладывала на плечо. Кирилл утверждал, что раньше я всегда так делала.
— Ладно. Тогда скажи, намерен ли ты выплачивать пострадавшим компенсацию, — промямлил Борис. — Я же не на твою девушку пришел любоваться, раз ты честности хочешь…
— Я буду судиться до рвоты с каждым, кто потребует с меня хоть копейку, — ответил Кирилл жестко. Он сделал глоток коньяка из квадратного стакана. — Пусть ищут виновника в рядах невинно отправленных…
— Тебя предупреждали, не траться на эту громаду. Ну ты у нас непонятый гений, решил заточить себя в башне, чтобы не слышать смеха недругов, — пустился в скучные разглагольствования Борис. — В провинции решил обосноваться. Обосновался и обосрался…