Трудно Разлюбить
Шрифт:
— Что ты так смотришь? — спросил я, надевая клетчатую рубашку. Моя Жанна подошла и стала застегивать пуговицы на рубашке, продолжая глядеть на меня. — Признайся честно, я сильно изменился?
— Есть немного. Такой «айл би бэк»! — коротко и грустно улыбнулась Жанна, словно ковыряясь в моей груди своими тонкими пальцами, на самом деле застегивала четвертую пуговицу. — Зачем ты вернулся? Я ведь оставила тебя, предала, можно сказать…
— Не задавай детских вопросов. Люблю тебя, — я обхватил руками ее лицо и притянул к себе, чтобы поцеловать. Наши губы
— Не надо, это не твое дело, не твоя головная боль! — Жанна не желала ничего слушать, решительно положила руки мне на плечи. — Если Кирилл будет удерживать ее, то я заявлю в полицию. У меня нет другого выхода, понимаешь? Я сама ао всем виновата, я привыкла отвечать на свои поступки сама. От тебя я хочу только любви. Какие у тебя планы на нас, скажи, порадуй меня!
— Пожениться, как можно скорей, — ответил я.
— Хорошо, малыш! — женщина засияла от счастья, и, взяв меня за руку, подвела к зеркалу. — Смотри внимательно, — сказала она, проводя рукой по своему лицу, внезапно ставшим бледным и печальным. — Вот такая у тебя будет жена. Ну ты знаешь все… Хочешь такую?
– Да, хочу, — улыбнулся я, глядя на отражение моей Жанны.
Итак, мы поженились.
Свадьбой небольшое застолье в доме Ханса назвать было трудно, но Жанну это нисколько не смущало, наоборот, она радовалась простоте и быстроте происходящего. Замуж она выходила в розовом шифоновом платье с открытыми плечами, купленном в магазинчике напротив дома Ханса. Добродушная Аня собрала ей букет из садовых цветов и вплела в волосы те же живые цветы. Романтики в этом было ничуть не меньше, чем в традиционной свадьбе. Ханс напутствовал меня словами:
— Ты главное, не тушуйся. Все уладится и с мамами, и племянниками. Захочешь, с нами останетесь. В магазин как раз продавщица нужна. Жанна твоя там уже освоилась. Ты работу найдешь всегда. Женишься, увидишь, все по-другому закрутится…
Ночь перед женитьбой я провел в своем фургоне, стоявшем через дорогу от дома фермера. Оттуда меня выставили еще с вечера, ссылаясь на то, что жених не должен видеть невесту перед свадьбой. Я не был против, тем более, что в постели мне ничего «не светило» из-за Витьки, — ушел, купил себе ужин в кафешке и решил позвонить маме. Где я мотаюсь, она примерно знала, не ободряла моих новых поисков, но всегда радовалась, когда я давал о себе знать. Случалось это тогда, когда у меня были новости или хорошее настроение. В тот вечер было и то и другое.
— Мама, я женюсь, — заявил я после обычных «привет! как дела, какие новости?». На мамин вопрос: «кто она, почему не познакомил нас?» я ответил сухо. — Мам, у тебя будет время с ней познакомиться. Хочешь, можешь приехать, но к росписи не успеешь. Я женюсь на Жанне, да, на той самой…
На той самой, которая на пятнадцать лет меня старше, и к которой я по пьяни завалился в магазин. Кажется с тех прошла тысяча лет, хотя по факту прошло полтора года. Маму я оставил с ее возмущением и без подробных объяснений. Легко моим женщинам не будет,
— Ну все, парень! Теперь мы с тобой из одного клуба, женатиков! — смеялся Ханс.
Мы с Жанной уже поставили подписи, нас поздравила представительница администрации под вальс Мендельсона, не очень чисто звучавшего из колонок старого музыкального центра. Жанна, из-за яркого платья и цветов в черных волосах отдаленно похожая на цыганку, улыбалась мне самой счастливой улыбкой, прижимала к лицу душистый букет цветов и льнула ко мне. Я обнимал ее за талию, слегка подавшись к развеселому Хансу, продолжавшему шутить:
— Сегодня Виктора уложим спать в детской, чтоб не мешал. Красивая у тебя жена, Даниил, как спелая вишенка!
— Тетя Жанна, тетя Жанна! — веселье прервал звонкий девичий голос. — Он прогнал меня, прогнал, сказал, чтобы я не попадалась ему на глаза! Что теперь мне делать?
Это Алена, она влетела в актовый зал, заплаканная, с распушенными, раскиданными по плечами волосами, и с громким плачем кинулась к вмиг побелевшей Жанне, открывшей ей свои объятия. Девочку трясло мелкой дрожью, вместо лица я видел натужную гримасу отчаяния. Жанна вывела племянницу из зала, за ними сначала побежал Витя, потом пошел я. Плач и причитания девочки не прекращались ни на минуту. На скамейке, куда ее усадила Жанна, она легла на бок и продолжала биться в рыданиях, прикрывая лицо ладонями.
— Алена, успокойся, я прошу тебя. Все пройдет, мы вернемся домой и начнем новую жизнь. Я никому вас не отдам, слышишь? — говорила ей Жанна сухим дребезжащим тоном, гладя по голове, плечу, спине. — Алена, что он… сделал? Говори все…
Глаза Жанны смотрели на меня как-то странно, словно отсылали подальше от этой сцены. Я понял, чего она боялась, — холод пробежал по моим венам, — и отошел в сторону, чтобы не смущать тетю и племянницу. Но даже уличный шум и шелест березовых листьев не помешал мне слышать диалог:
— Алена, что Кирилл тебе сделал? — настойчиво спрашивала Жанна. Она трепала девочку по плечу. — Давай, выкладывай! Ты мне все рассказывала раньше, давай, Аленка. Он приставал к тебе? Обидел тебя, да?
Продолжая, скрючившись, лежать на скамейке, девочка прятала в ладонях опухшее лицо с прилипшими прядями волос. Несмотря на свое ужасное положение, отчаяние и стыд, который вдруг заставил ее притихнуть, она твердо выговорила:
— Он ничего не сделал, ничего! Правда, тетя Жанна. Я его очень люблю, а он прогнал меня, а я без него не могу…
Эпилог
Мне нравилось быть мужем Жанны. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, что теперь она моя жена, — в этом я видел основу своей новой жизни. Эта мысль придавала мне силы и оздоравливала физически. Кофе по утрам, бутерброды с сыром и ветчиной, завернутые в салфетки, — мой обед на работе, — все это приятно грело меня. Ну и, конечно, теперь нам не нужно было ждать выходных, чтобы заняться любовью. Для меня секс с Жанной был не менее важен, чем кофе по утрам. Можно и без него, но с ним лучше.