Трудное примирение
Шрифт:
— Ты слишком придираешься! — возмутилась она.
— И в мыслях не было. Он, безусловно, куда уравновешенней меня в его возрасте, но ему необходимо гораздо больше занятий. Или ты предпочитаешь, чтобы он так и продолжал черпать знания из телевизора?
Кэтрин сильно покраснела, но возражать не стала, со стыдом признавшись себе, что он имел некоторые основания так говорить.
— Я старалась, как могла.
— В общем и целом это очень счастливый и уверенный в себе ребенок. Я понимаю, чего тебе это стоило, тем более что, как неоднократно Дэниэл давал мне понять, вы были очень
Похвала не помогла Кэтрин расслабиться. Люк был так замкнут, так далек от нее. Исподтишка глянув на его смуглое лицо, она заметила, что оно слегка подергивается, и подумала, что же он сейчас чувствует, если никак не может взять себя в руки.
— То, что ты сказала мне утром, это правда? Или ты придумала это на месте? — нарочито бесстрастно спросил он. — Ты действительно верила, что я бы настаивал на аборте?
Краска отлила от ее лица.
— Если так формулировать, получается слишком…
— Жестоко? Бесчеловечно? Эгоистично? — предложил он ей на выбор, а его глаза играли как два золотистых язычка пламени на ее измученном лице. — Видимо, именно таким я тогда тебе и представлялся.
В ответ на эти несправедливые слова она смущенно замотала головой.
— Нет… просто когда что-то встает у тебя на пути, ты просто отбрасываешь это, — запинаясь, выговорила она, подозревая, что ей не слишком удается выразить то, что она хочет сказать. — Я чувствовала, что мне тогда против тебя не выстоять. Вот этого я и боялась больше всего. Ты мог меня убедить…
Видно было, как у него напряглись все до единой мышцы.
— Per amor di Dio, как же я вел себя с тобой, что ты так обо мне думала!
Все шло не так, как она надеялась. Беспорядочная смесь смутных страхов и эмоций, которые она переживала пять лет назад, предстала перед Люком в слишком конкретном виде, что было очень опасно.
— Да нет, совсем не так. Неужели ты не понимаешь, что, чем дольше я об этом молчала, тем труднее мне было рассказать?
— Я понимаю только, что ты меня очень боялась и была уверена, что я пойду на убийство собственного неродившегося ребенка потому лишь, что мне так удобнее. Но даже когда я еще и сам не знал, что люблю тебя, я ведь был очень к тебе привязан, — пробормотал он почти без всякого выражения. — И даже если бы я тебя вообще не любил, я бы никогда не пошел на такой вариант.
В глазах у нее застыли слезы. Она быстро заморгала.
— Прости, мне очень жаль. — Это был крик души.
Он криво усмехнулся.
— Похоже, мне должно быть жаль гораздо больше. Вот уж точно, что посеешь, то и пожнешь. Мы стояли вчера с тобой под венцом, но ты мне не верила. Ты так и не смогла набраться храбрости и рассказать про Дэниэла.
— Я просто трусиха… ты мог бы уже в этом убедиться. Во всяком случае, я не хотела портить свадьбу, — пробормотала она, не смея взглянуть на него, отлично понимая, как смешно и глупо это звучит.
Оба молчали. Нервы у нее были на пределе.
— Есть ли опасность, что эта неделя может принести нам прибавление семейства? — натянуто спросил он.
Когда до нее дошел смысл вопроса, она поняла, что очень скоро ей придется делать выбор, и нервно облизнула пересохшие губы.
—
Если у него хватило деликатности не испустить при этом известии громкий вздох облегчения, то он все же должен был признать, что и она проявила понимание.
— Да будет тебе известно, что в те первые дни, когда мы были вместе, я тоже не думал о последствиях. Но не потому, что я такой бессовестный, — сказал он и даже выдавил улыбку. — Я не собирался сделать тебе ребенка.
— Вот и прекрасно. — Кэтрин нервно передернула плечами, его слова ее очень задели, и продолжать разговор она была не в состоянии. А ведь мысль о втором ребенке уже успела запасть ей в душу, поняла она с опозданием. У Люка просто угас энтузиазм, а она решила, что он отбросил эту мысль навсегда. Отсюда оставался всего шаг до уверенности, что он больше не считает их брак вечным союзом. Второй ребенок только добавил бы новых проблем.
— Я был очень неосторожен, — сказал он.
Кэтрин его уже не слышала. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться и не наброситься на него с новыми обвинениями. Она решила отступить с поля боя.
— Я устала. Пойду лягу, — сказала она, обходя его стороной.
— Я не хотел тебя расстраивать.
Не добавило ей радости и то, что вещи Люка оказались вынесены из их спальни. Он лишил ее даже удовольствия выставить его вон! Она схватила подушку, взбила ее и зарылась в нее лицом, чтобы никто не услышал ее рыданий.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Принести вам что-нибудь еще, миссис Сантини?
Кэтрин с виноватым видом оглядела свою тарелку. Растерзанная на пятнадцать кусков булочка, причем ни следа укуса ни на одном.
— Нет, благодарю. — Она выдавила улыбку. — Я не хочу есть.
Аппетит в точности соответствовал ее настроению. Рано утром Люк уехал в Париж, взяв с собой Дэниэла. Вернутся они вечером. Так, чтобы Дэниэл слышал, Люк очень корректно спросил, не хочет ли она присоединиться. Отказ был принят с той же корректностью. Было совершенно очевидно, что приглашение сделано только ради Дэниэла.
Последние четыре дня, в оцепенении размышляла она, были сущим адом. Она научилась их укорачивать. Раньше ложилась спать и позже вставала. Хотя упрекнуть Люка ей было не в чем. Он был исключительно вежлив и предупредителен. Он действительно старался изо всех сил. И давалось ему это с трудом. Под внешним спокойствием она угадывала отчаянное напряжение. Оно так и висело в воздухе. И от нее скрывать его было бесполезно.
Он ее не любит. Как она могла быть такой дурой, чтобы верить, что он может ее любить? Конечно, ведь она всегда охотно фантазировала и предпочитала верить в то, во что хочется верить, зло сказала она себе. Люк тоже почти пять лет тешил себя иллюзией — и вот наконец заглянул правде в глаза. Дэниэл сыграл роль катализатора, но, даже не будь его на свете, Люк все равно понял бы, что сделал ошибку.