Трудности белых ворон
Шрифт:
Тут же глаза ее вновь наполнились слезами, губы задрожали и предательски поползли уголками вниз.
— Люсь, не плачь! — Торопливо схватил ее за руку Илья. – Поехали со мной, раз такое дело!
— Куда это? – сквозь слезы спросила Люся, недоверчиво отстраняясь.
— К отцу. В Краснодар. Я сегодня обязательно должен туда уехать…
— Я? К твоему отцу? С чего это ради?
— Люсь, поехали, правда! Тебе ведь все равно отдохнуть надо, отойти как–то от всего этого…
— А поехали! – звонко, с надрывом вдруг выкрикнула Люся, так, что испуганно оглянулась и шарахнулась в сторону проходящая мимо их скамейки толстая тетка с двумя большими кошелками. —
— Нет, не прогонит. Поверь – ни за что не прогонит, ни при каких условиях! Я тебе потом про него все расскажу… А еще у меня куча братьев есть, представляешь?
– Все! Поехали! А когда? Я прямо сейчас хочу поехать! Я здесь больше не могу оставаться! Поехали прямо сейчас, а? — снова закричала она, колотя себя кулаками по коленкам.
– — Люсь, успокойся. У тебя опять истерика начинается… Иди лучше соберись, а я пока тут с Фрамом побуду. Поезд ночью отходит, а нам еще билеты успеть купить надо. Тебе полчаса хватит? Иди, я поднимусь за тобой…
Ровно через четыре часа они, застелив кое–как свои временные места серым казенным бельем, тут же и провалились в глубокий сон, отдавшись во власть убаюкивающего стука колес знакомого уже поезда сообщением Екатеринбург–Краснодар, послушно развозящего этих странных, таких близких и таких далеких людей по разным точкам их разных и переплетающихся зачем–то судеб…
Почему–то всегда хорошо спится–то под стук колес — вагонная полка плавно опускается вверх–вниз, баюкая, словно в колыбели, и сны снятся хорошие, радостные и беззаботные, как в детстве, и утреннее солнце очень деликатно, стараясь не разбудить раньше времени, заглядывает в квадратное вагонное окно… А поезд мчится вперед, в желанное неизведанное, обещая новые встречи и новые радости…
Только Илья давно уже не спал, лежал и мерз, свернувшись твердым калачиком под одной только тонкой простынкой, потому как одеяло свое еще ночью накинул на спящую Люсю. Ей нельзя мерзнуть, она же девочка. Сестренка… Слово вовсю сопротивлялось и ни за что не хотело ложиться на язык, но надо ж как–то привыкать, в конце концов, что у него теперь сестра есть. У него раньше и отца не было, а теперь есть. У него даже и братья теперь есть для полного счастья… А вот мать ему жалко — плохо он ей сделал. В который уже раз. Но что он мог, ничего больше и не мог… И все равно — надо было то письмо помягче как–то написать, что ли. Вот скоро она уже с дежурства придет, прочитает…Каким–то очень уж жестким оно у него получилось. Написал, что уезжает к отцу, что без него им всем места и хватит, и квартиру менять не надо…Может, бабке позвонить да попросить, чтоб порвала его?
— Привет, Молодец–Гришковец… Доброе тебе утро! – села на своей полке Люся, протирая спросонья глаза.
— Привет… Как спала?
— Как убитая. Мне даже не снилось ничего. А который час?
— Полдвенадцатого…
— Ничего себе! Я так долго никогда не спала… А вот интересно, я взяла с собой зубную щетку или нет? Совсем не помню, как собиралась! Помню только, как с Шурочки расписку брала с Фрамом каждый день гулять… Знаешь, она от радости чуть не задохнулась, когда меня с сумкой в дверях увидела.
— Да ладно тебе, проехали. Пусть они сами свою жизнь устраивают, матери наши! Не надо на них обиду держать…
— Ладно, пусть устраивают. Странно просто, как жизнь в одночасье может так быстро поменяться… Куда еду? Зачем еду? А вот еще мне интересно, завтракать мы с тобой чем будем? Святым духом?
— Да теперь уж обедать будем скоро. Хочешь, я тебя в ресторан приглашу?
— Ух ты! А деньги–то у тебя есть?
— Есть. Я когда вчера уходил, бабка Нора мне чуть не силой всю свою пенсию в карман пихнула. Если б не взял – расплакалась бы… Беспокойно мне, конечно, за нее…
Илья поднялся, сел на своей полке, отвернулся, щурясь, к окну. Опять вспомнился почему–то тот странный сон, который видел он довольно часто и слишком уж явно, будто все это происходило на самом деле, в настоящей, жизненно–жестокой реальности. Виделось ему, будто идут он с бабкой Норой по людной очень улице, медленно так идут, а народ их потоком обтекает с двух сторон – все жутко торопятся будто… И вдруг он смотрит сбоку на бабку, а костылей у нее в руках и нет! Стоит уже на одной ноге, балансирует, вот–вот завалится. Он будто кидается ей под руки быстро, чтоб она смогла опереться, значит. И вот так стоят они , обнявшись, посреди дороги, а народ по–прежнему обтекает их , обтекает с двух сторон… А потом он кричать начинает, просить каждого встречного, чтоб помогли, чтоб встали на его место – Норочку поддержать, а он бы сбегал костыли ее поискал…Только не остановился никто. Вот теперь к нему из того сна и приходит часто жуткое это состояние: отойдет он в сторону – бабка завалится, не отойдет – дальше идти невозможно… Так он и кричал зря в том сне – помогите, подержите мою бабку хотя бы пять минут… Никто не помог. Все мимо по своим делам так и торопились с пустыми какими–то лицами, и по–прежнему обтекали рекой…
— А зачем уехал тогда, если беспокойно тебе? — услышал, очнувшись, он Люсин голосок. – Потом бы съездил… Что за срочность–то такая?
— А у нас с ней другого выхода не было, Люсь… Надо было маму как–то остановить, чтоб она глупостей не наделала.
— Как интересно…А какие такие глупости может наделать твоя мама? Она ж вся правильная у тебя, вся в себе уверенная, даже зависть берет. Железная женщина, целеустремленная!
— Да в том–то и дело, что слишком уж целеустремленная! Так к цели может попереть, гремя этим своим железом, что и мокрого места не останется. А цели, знаешь ли, разными бывают…
— Да что ж такое страшное она придумала, что ее надо было непременно остановить? – спросила Люся, вставая голыми ногами на красный потертый коврик и заглядывая в зеркало. – Ой, какая я заспанная и лохматая! А вот интересно, расческу я тоже забыла взять? Точно забыла, наверное…
— Возьми мою! И не стой голыми ногами на полу, простудишься!
— Ух ты! Заботишься, что ли? Раскомандовался… А приятно–то как, господи… Ты лучше рассказывай давай. Почему от матери–то удрал?
— А вот это фигушки! Не проси даже – и под китайской пыткой не скажу!
— Да подумаешь… И не надо…
Люся задумчиво начала приводить в порядок растрепавшиеся ото сна волосы, собирая их на затылке в аккуратный толстенький хвостик. Оттянув одной рукой белую занавесочку на окне, надолго уперлась взглядом в проносящиеся мимо бесконечные пейзажи. Вдруг, неожиданно резко повернув голову к Илье и хитро сощурив глаза, быстро спросила:
— А хочешь, я догадаюсь с трех раз, по какой причине ты этот свой побег замыслил? Хочешь?
— Ну? – недоверчиво уставился на нее Илья.