Трудности белых ворон
Шрифт:
сосредоточенно сжав губы. Было видно, как странная эта информация входила и входила в нее потихоньку, устраивалась, искала себе свое место. В конце его рассказа она улыбнулась только и, пожав плечами, тихо произнесла:
— Странно…
— Что странно, Люсь?
— А то, что я даже и не удивилась почти. И чувствовала, все время будто чувствовала, что должно с нами что–то произойти именно такое. Вот уж подарок судьбы так подарок – братика в твоем лице заиметь, молодец ты мой Гришковец…
—
— Иди ты! – недоверчиво махнула на него рукой Люся. – Правда? Здорово как…И они меня тоже любить будут?
— Конечно, будут! Куда ж они денутся? И меня, и тебя! Вот бы нам всем месте собраться, а?
— И мне? И мне тоже можно?
— Ну конечно! Ты же моя сестра. То есть, наша сестра…И мы тебя в обиду никому и никогда не дадим!
— Спасибо тебе, братец Молодец–Гришковец… — улыбнулась ему растроганно Люся. –Прости меня, что обижала тебя, и спасибо тебе за то, что помогал мне, и за лампочки твои спасибо…
— Да нет, Люсь, не осталось во мне никаких таких лампочек. Выкрутил я их все, отключил напрочь.
— Почему?
— А нет в них никакой такой необходимости… Потому что каждому человеку его собственные потери и самому нужны. И дырочки необходимы, и сквознячки черные. Потому что без них и счастья собственных находок тоже не может быть…
— И для меня тоже отключил?
— Нет. Для тебя – нет! Тебя я обижать все равно никому не дам! — беря Люсину ладонь в руки и глядя в глаза серьезно и торжественно, будто давая ей некую клятву, громко и пафосно произнес Илья.
— Да, Молодец–Гришковец…. А по–моему, тебе уж и не переделаться никогда! – засмеялась в ответ Люся, – не сможешь ты уже без этих своих лампочек жить. И если не в белых воронах, то по крайней мере в Молодцах–Гришковцах свою жизнь уж точно проходишь, я в этом нисколько не сомневаюсь…
— А это плохо?
– Да это слава богу! Наверное, пока есть на земле хоть один Молодец–Гришковец, она и вертится… Может, когда–нибудь и твое время наступит – и все люди на свете узнают, какие они есть добрые…
Неловко усмехнувшись, она отвернулась к окну и задумалась, будто исчезла, растворилась сама в себе, в прежних, грустных своих мыслях. И так же, будто самой себе, тихо произнесла:
— А когда мы вернемся из Краснодара, я сразу поеду к Глебу…
— Нет! – резко и быстро вдруг произнес Илья. – Никуда ты не поедешь! Я не пущу тебя! Или просто вместе с тобой поеду…Брат я тебе или кто?
— Ну–у–у, начина–а–а–ется… — улыбнулась Люся лукаво, кокетливо закатив к потолку глаза. И вдруг странно замерла, уставившись удивленно–весело на Илью. Потому что и в самом деле удивилась страшно этому вмиг
Протянув руку, она взъерошила его светлые волосы, вздохнула легко — как хорошо… Как хорошо, оказывается, просто быть чьей–то любимой сестрой… Хорошо смотреть в знакомые, а теперь и по праву родные глаза напротив, хорошо щуриться навстречу яркому весеннему солнцу, бьющему напропалую в квадратное вагонное окно, хорошо притопывать ногами в такт стучащим колесам поезда, в однообразном ритме которых слышалось ей одно и то же, до бесконечности повторяющееся: « Мо–ло–дец , Гриш–ко–вец! Мо–ло–дец, Гриш–ко–вец!! Мо–ло–дец, Гриш–ко–вец…» Хорошо!
— Ну что ж, дорогой братец–вороненок, давай начнем все сначала, – снова улыбнулась она ему. – Раз я твоя сестра, вот и принимай меня по полному сестринскому праву в белую свою стаю, вот и полетели жить дальше…
А через два года они таки собрались все вместе. Не было только Митеньки – сына Оли – кроха еще совсем… Сидели, смотрели друг другу в глаза, говорили взахлеб. Маленькое, но, как и в самом деле оказалось, значительное и прекрасное сообщество – эти дети доктора Петрова… Была сними и Кэт. Сидела тихонько, обхватив свой огромный живот – внук Петрова уже вовсю собирался появиться на белый свет, – любовалась ими, умными и талантливыми, здравомыслящими и странноватыми, ищущими себя и счастливыми, и ощущала себя неотъемлемой, полноправной их частью. И Люся была счастлива. И Илья. Еще бы — целая стая из белых ворон, устойчивая и сильная связь, маленькая частичка будущего, вновь набирающего силы генофонда любви…
А вот Петрова с ними не было. Накануне он получил письмо из города Грозного от незнакомой совсем женщины, которая и сообщила ему новость – умерла недавно медсестра из местного госпиталя, оставив сиротой замечательного мальчишку, Ваню Петрова. Как утверждала эта незнакомая женщина – его сына. Собравшись быстренько в дорогу, он тут же и махнул в этот знакомый ему город –работал он в том госпитале целый год, еще в самом начале той проклятой войны. Анна провожала его на вокзал…сына…ерждала эта незнакомая женщина — его авив сиротой мальчишку по имени Ваня Петров106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106