Трудные вопросы истории России. XX – начало XXI века. Выпуск 1
Шрифт:
Но шансов на мирное разрешение конфликта оставалось мало. Австро-Венгрия была настроена на эскалацию военных приготовлений. Становилось очевидным, что Германия не только не останется в стороне от своего партнера по Тройственному Союзу, но и будет всячески заинтересована в доведении casus belli («повода к войне») до логического конца.
Можно ли было, в этой ситуации, ограничиться рамками австросербского конфликта? Учитывая, что еще в 1909–1910 гг., во время Боснийского кризиса Российская империя не исключала возможности военного вмешательства в защиту Сербии и также готовила к мобилизации военные округа на западной границе, подобную перспективу нельзя было исключать. В данном случае уже сам факт мобилизации с высокой вероятностью объявления войны мог бы предотвратить вероятную угрозу широкомасштабных военных действий.
Во
В ряде работ встречается утверждение о том, что ответственность за вступление в войну лежит не столько на самом Николае II, сколько на его ближайшем окружении. Подобная оценка существенно принижает государственный статус последнего российского императора, снижает его волевые качества как лидера и, будучи повторена в отношении других его решений и поступков (например, при подписании Манифеста 17 октября 1905 г., при отречении от престола) низводит его до роли марионетки в руках опытных интриганов из числа знати. Но следует помнить (это подтверждается свидетельствами современников): император, хотя и выслушивал многочисленные мнения своих родственников, советников и подданных, окончательные решения принимал самостоятельно.
Действительно, не соглашаясь, первоначально, с мнением тех военных, кто настаивал на немедленной всеобщей мобилизации, Николай II стремился ограничиться лишь частичной мобилизацией пограничных с Австро-Венгрией военных округов. Однако сторонниками решительных действий были министр иностранных дел С. Д. Сазонов, военный министр В. А. Сухомлинов и, пользующийся заметным влиянием в кабинете министров, главноуправляющий земледелием А. В. Кривошеин. Они стремились убедить Николая II в необходимости объявления всеобщей мобилизации, оправдывая ее сложностью технических условий, медленностью развертывания армий у границы. В результате под их давлением 17 (30) июля была объявлена всеобщая мобилизация.
18 (31) июля посол Германии, граф Пурталес, потребовал от Сазонова прекращения мобилизации в течение 12 часов. Ответа на немецкий ультиматум не последовало и вечером 19 июля (1 августа) 1914 г. Пурталес заявил об объявлении войны Германией России. 21 июля (3 августа) Германия объявила войну Франции, а 22 июля (4 августа) немецкие войска вторглись на территорию нейтральной Бельгии, рассчитывая обойти (согласно плану фельдмаршала Мольтке) укрепления на франко-германской границе. В тот же день Англия потребовала от немецкого правительства не нарушать нейтралитета Бельгии, но, не имея ответа от кайзера, объявила войну Германии. Так началась Первая мировая война.
Никоим образом не оправдывая войну как форму разрешения международных конфликтов, следует помнить, что в сложившихся условиях она оказалась неизбежной. В России войну сразу же назвали Второй Отечественной (первой считалась война с Наполеоном в 1812 г.). Нельзя не отметить сильный патриотический подъем. По решению городской думы Петербург был переименован в Петроград. Толпы народа приветствовали вышедшего на балкон Зимнего дворца Николая II, объявившего о начале войны. В городах прошли многотысячные патриотические демонстрации с иконами и портретами Государя, под национальными флагами, с пением «Боже, царя храни». Повсеместно проходили патриотические молебны о «даровании победы русскому оружию». Не вызвали недовольства и введение правительством «сухого закона» и призывы сдавать «золотые рубли» в государственные кассы.
Примечательно, что сам император расценивал свое решение о начале войны как выражение особой исторической миссии России по «защите славянства». Немало способствовал росту патриотизма и акцент официальной пропаганды на том, что именно Германия и Австро-Венгрия оказались агрессорами по отношению к России, а не наоборот. В своем Манифесте о начале войны Николай II почти дословно повторил слова аналогичного Манифеста императора Александра I по поводу войны с наполеоновской Францией в 1812 г.: «Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли Нашей».
Не было конфликтов и с представительными органами власти. Председатель Думы М. В. Родзянко подтвердил готовность российского «Парламента» к поддержке исполнительной власти: «Дерзайте, Государь! Русский народ с вами, и, твердо уповая на милость Божию, не остановится ни перед какими жертвами, пока враг не будет сломлен и достоинство России не будет ограждено». Государственная Дума одобрила военные кредиты. Обращение председателя Совета министров И. Л. Горемыкина к сплочению вокруг Престола встретило ответное заявление кадетского лидера П. Н. Милюкова: «В этой борьбе мы все заодно. Мы не ставим условий и требований правительству, мы просто кладем на весы борьбы нашу твердую волю одолеть насильника».
Действительно, летом 1914 г. многим казалось, что острые социальные противоречия, конфликты между министрами, различными политическими партиями, Царем и Думой будут надолго забыты перед лицом грозной военной опасности. И лишь небольшие, в то время, структуры большевистской партии, а также меньшевиков-интернационалистов и эсеров-максималистов выступили за «поражение буржуазии» в «империалистической войне».
Однако следует отметить, что военно-промышленный потенциал России был еще недостаточен для быстрого и победоносного окончания войны. По оценке военного историка А. Зайончковского накануне войны «Россия… сделала большой шаг вперед в смысле улучшения своего военного могущества». Неоднократно отмечалась высокая степень готовности России к войне среди участников войны, оказавшихся в Зарубежье. Так, например, в журнале «Военная быль», вышедшем в Париже в 1966 г. была опубликована статья, содержавшая длинный перечень достижений российской военной промышленности, армии и флота накануне Первой мировой войны. Среди 56 пунктов были такие: «.. Введена защитная форма одежды в военное время, реорганизованы военные заводы, улучшено производство по изготовлению вооружения и снаряжения, с уменьшением количества брака до 2,5 %, введена остроконечная пуля, увеличившая дистанцию прямого выстрела с 400 до 600 шагов, как, равно, и дальность полета пули – до 3.200 шагов, сформированы при пехотных и кавалерийских полках пулеметные команды с улучшенной системой пулеметов Максима (взамен прежних пулеметных дивизионных рот), создан новый род оружия – воздухоплавательные и авиационные отряды, закончено перевооружение артиллерии скорострельными пушками, расширена программа в кадетских корпусах и юнкерских (с незаконченным средним образованием) училищах, изданы новые воинские уставы по всем отраслям военного дела с применением опыта японской кампании, увеличено жалованье офицерам и солдатам».
Росту патриотизма российского общества в последние предвоенные годы немало способствовало широкомасштабное проведение исторических торжеств, приуроченных к юбилейным датам, прямо или косвенно связанным с военно-политическими успехами Российского государства. Празднование исторических юбилеев (таких как 200-летие Полтавского сражения в 1909 г., 100-летие Отечественной войны с Наполеоном в 1912 г., 300-летие освобождения Москвы от польских интервентов и установление династии Романовых в 1913 г., 200-летие морской победы у мыса Гангут в 1914 г., безусловно, способствовало росту патриотизма, причем не только у «образованной части» общества, но и в его широкой массе. Появлялась уверенность в своих силах, вера в необходимость следования победоносным заветам русского воинства в новых условиях. Усиление национального патриотизма всегда имело важнейшее значение и в период, предшествовавший военным испытаниям и, особенно, во время войны.
И все же идеологическую подготовку к предстоящей войне нельзя было бы считать вполне достаточной. В отличие от Германии и Австро-Венгрии массовому патриотическому воспитанию, пропаганде целей и задач военных действий не уделялось должного внимания. По свидетельству генерала от кавалерии А. А. Брусилова «солдат не только не знал, что такое Германия и тем более Австрия, но он понятия не имел о своей матушке России. Он знал свой уезд и, пожалуй, губернию, знал, что есть Петербург и Москва, и на этом заканчивалось его знакомство со своим Отечеством. Откуда же было взяться тут патриотизму, сознательной любви к Великой Родине?!..». В результате в самой многочисленной из всех воюющих армий, достигавшей к 1917 г. уже пяти миллионов человек, не хватало сознательной дисциплины, веры в победу.