Трудный переход
Шрифт:
— Укладывайте в повозку, — поднялся капитан, опять становясь деятельным и обычным. — Только осторожнее.
Гордей Фомич с ездовым подняли Васенева на руки, им помог Андреев, поддерживая лейтенанту голову. Васенев опять заплакал, морщась так, будто проглотил чего-то кислого.
Васенева увезли. Гордей Фомич вздохнул:
— Вот она жизнь-то наша какая.
Курнышев глянул на него строго, и Гордей Фомич отправился искать свой взвод.
— Принимай команду, — приказал Курнышев Андрееву. А Григорий мысленно провожал повозку, и смысл сказанного капитаном дошел до него не сразу.
— Приказ понятен? — свел у переносья свои белесые брови Курнышев.
— Так точно! — вытянулся по стойке «смирно» Андреев. — Есть принимать взвод!
— Смотри, будь осторожен, хватит с меня одного Васенева! И чтоб к минам не подходить. Герои выискались: мол, вот какие мы хорошие, вместе с солдатами работаем. И наработались. У солдат постоянный навык, а у вас его нет. Иди!
Давно так сердито не разговаривал капитан с Андреевым. Но Григорий не обиделся. Курнышева понять легко — потерял толкового взводного. ЧП!
Наши войска, окончательно сломив противника, устремились на запад. Батальон, построившись поротно, влился в общий поток войск. Шли день, делая короткие привалы, шли до самых сумерек, падая от усталости. Ночь прокоротали в придорожном березняке и с рассветом двинулись дальше. Дорога то пряталась в лесу, то выбегала на открытое место. Войск на дороге становилось все меньше и меньше. Пехота и танки обживали леса, ожидая приказа двигаться дальше. А батальону Малашенко приказа остановиться не было. В пасмурный полдень вышли на опушку соснового леса и здесь задержались. Снаряд, разорвавшийся недалеко от опушки, засвидетельствовал, что впереди наших нет. Был приказ окопаться. Грунт оказался песчаным, и окопались без особых затруднений.
Потом огляделись. Открытая местность полого спускалась к речке. Виден был горбатый мост через нее. До него километра два. За речкой берег круто поднимался вверх. На горе, почти к самому обрыву, подступали деревянные дома. Немцы сидят на этом высоком берегу и постреливают оттуда. Городок звался Глусском, а речка — Птичь.
В промежутке между речкой и лесом, как раз на середине, замерли три машины — два грузовых ЗИСа и «эмка». Ближний к лесу ЗИС сгорел — от него остался только железный остов, что-то там еще дотлевало. Синей струйкой тянулся в небо дымок. Второй ЗИС взрывом снаряда перевернуло, он неуклюже поднял колеса с поношенными протекторами. «Эмка» в последний момент, видимо, хотела развернуться, да так и застыла поперек дороги. Из нее пытался выскочить офицер, но его сразило осколком, и он затвердел в неловкой позе, держась одной рукой за открытую дверцу. Тот, кто наблюдал эту трагедию, рассказал, что вперед вырвался на этих машинах интендант. Видимо, он посчитал, что городок наши захватили с ходу, и поэтому не поопасся. Вот его и накрыли немецкие артиллеристы.
В лесу, левее батальона, накапливались пехота и танки. Готовились к броску. Трудненько будет штурмовать тот высокий берег. Позиция у немцев там выгодная: все подходы к реке отлично просматриваются и простреливаются.
Курнышев созвал командиров взводов. Черепенников повязку снял. На виске лиловым шнурочком вился шрамик от пули «кукушки». Лейтенант со значением пожал руку Андрееву, как бы говоря, что одобряет выбор Курнышева.
Вчетвером выдвинулись на самую опушку — капитан и трое взводных.
— Завтра утром, — сказал Курнышев, — будет наступление. Пехота уже накопилась, подтягивается артиллерия. Наша задача: обеспечить переправу. Мост и подходы к нему скорее всего заминированы. Но мост нужно сохранить, чего бы это нам ни стоило. В сумерки рота выдвигается к реке. Андреев ведет разминирование. Два других взвода прикрывают его, в случае необходимости тоже подключаются к разминированию. Есть вопросы?
Вопросов не было.
— У каждого бойца проверить снаряжение. Чтоб ничто не бренчало и не стукало, — в заключение, сказал Курнышев. — К реке выдвинуться без лишнего шума. Начнем работать на рассвете, когда начнется артподготовка.
Снаряжение проверять, собственно, было нечего — ребята в роте притерлись ко всякой жизни. Но приказ есть приказ. Андреев построил свой взвод в глубине леса и заставил каждого попрыгать на месте, как это делают разведчики, уходящие в поиск. Трусов прыгал добросовестно, как он привык делать все. Лукин — с некоторой развалочкой, как бы давая понять старшему сержанту, что затея у него пустая. Ишакин потоптался на месте, как гусь, который собрался влезть в воду, — таким образом он выразил свое недовольство. Гордей Фомич прыгать принялся ретиво, в движение пришли и кончики усов, а котелок, притороченный почему-то сверху вещмешка, жалобно позвякивал. Андреев улыбнулся и сказал:
— Товарищ Гордеев, спрячьте котелок в вещмешок да оберните его чем-нибудь. Тогда будет тихо.
— Пожалуйста, — охотно согласился Гордей Фомич. — Какой может быть разговор, коли требует война!
До сумерек дымили самокрутками, разговор как-то не клеился. Не было настроения. Свежа еще была история с Васеневым. К тому же каждый понимал, что работа ночью предстоит нешуточная. Мост находился под прикрытием правого крутого берега, а наверху у фашистов сосредоточены все огневые средства. Выйти к речке — это еще полдела, и не самое опасное, хотя немцы будут жечь ракеты, бдительно сторожить переправу. На берегу можно мало-мальски окопаться. Самое трудное будет связано с мостом. Осмотреть его надо незаметно, сразу обнаружить фугасы и найти выводы от взрывателей в окопы, к адской машинке. Под прикрытием артподготовки работать все же будет безопаснее, а когда она кончится? Тут придется туго. Пока танки преодолеют двухкилометровую полосу, пока подтянется пехота, немцы, безусловно, попытаются разделаться с ротой, которая выдвинулась к ним почти под самый нос.
Всякий бой сулит много неожиданностей. Каждый боец вольно или невольно думает о них по-своему, каждого холодит мысль о том, что та неожиданность может стать для него последней. Привыкли, конечно, солдаты к свисту пуль, к холодящему сердце шелесту снарядов, к вою пикирующих бомбардировщиков, к потере друзей, но привычка эта тяжелая и не освобождает солдат от переживаний. Но каждый переживает по-своему. Лукин может не спать ночь. Андрееву будут сниться кошмарные сны. Ишакин весь уйдет в себя. Капитан Курнышев, чтобы скрыть тревогу, станет всю ночь ходить по расположению роты, проверяя посты. Заглянет на кухню — не забыл ли повар накормить людей?
Медленно, как бы нехотя, на лес спустилась пасмурная ночь. Курнышев приказал Андрееву:
— Поднимай своих, пойдете первыми.
Андреев рассредоточил взвод по отделениям, выслав вперед трех разведчиков. Двинулись, соблюдая полную тишину, готовые ко всяким подвохам. Шли по дороге, она была твердой, накатанной: немцы ее так укатали. Те, что двигались по обочинам, мяли сапогами траву, поднимая с земли горький полынный запах.
Рядом с Андреевым вышагивал Ишакин, за ним татарин Файзуллин. Замыкал взвод Гордей Фомич. Что-то притих рязанец, молчал весь вечер, тоже кошки на душе скребут.