Трудный переход
Шрифт:
— Никак нет, я не путаю, я точно помню — но где?
Боец принялся перечислять части, в которых ему довелось служить. Но Григорий только отрицательно качал головой: нет, не приходилось.
А обстрел продолжался. С одной стороны немец бил по берегу. А с другой затеял артиллерийскую дуэль с нашими, которые мешали ему стрелять прицельно. Один снаряд ухнул совсем близко от окопа. Сверху обрушилась земля, попала за шиворот. Запахло взрывчаткой — прелый такой, душный запах.
— А в Брянских лесах вы, случаем, не были,
— Был.
— У Давыдова?
— У него!
— Парашютист-гвардеец?
— Угадал! — уже обрадованно воскликнул Андреев. — Погоди, а почему я тебя не помню?
— А мы с вами всего раз на задании-то были. Помните, железку на воздух подняли? Я у Непейпиво служил.
Обстрел затих. Старший сержант поглядел на небо, сделав ладонь козырьком. Там вовсю полыхало июльское солнце. Потом, прищурившись, перевел взгляд на Андреева и спросил:
— Мабуть, пора?
Выскочили из окопа и побежали к лодке. Она была цела, хотя вокруг виднелись свежие воронки. Взрывом разметало песок, и видна была черная, жидкая от воды земля. Старший сержант первым подхватил ящик с патронами и направился с ним к окопу. Подхватил ящик и Файзуллин, потом другие бойцы, позднее всех — Андреев. Ящик тяжелый. Неловко нести, вырывается из рук, тянет к земле. Над головой прошелестел снаряд и упал в воду, подняв фонтан брызг. Вот же паразит, ни минуты покоя не дает. Ответили наши орудия. Фашисты опять начали дуэль и в то же время стреляли и по смельчакам.
Но разгрузка продолжалась. Комбат Кондратьев на подмогу прислал еще одно отделение бойцов. Эти брали ящики, сложенные у окопа, и бежали с ними к деревне, где не затихал бой. Так они растянулись цепочкой от окопа чуть ли не до самой деревни. Немцы перенесли огонь на эту цепочку. Андреев видел, как снаряд разорвался возле бойца, который тащил ящик на спине. Всплеснулось белое яростное пламя взрыва, подняв кверху султан черной земли. Боец упал, сраженный насмерть. К нему подбежал его товарищ, поднял ящик и побежал к деревне. Цепочка продолжала работать.
Окончив разгрузку, гвардейцы отдышались в окопе. Рыжий снова очутился рядом с Андреевым, спросил:
— А был у вас веселый хлопец. Мишкой его звали, а?
— Был.
— С вами? Жив-здоров?
— Жив-здоров, но не с нами. В танкисты подался.
— Гляди-ко ты! — удивился боец. — Толковый, видать, хлопец.
— Ничего, подходящий. Послушай, а ты Ваню Маркова знал?
— Ну а как же? Мы с ним из одного райцентра.
— Жив?
— Жив! У Кондратьева, отделением командует. У нас в дивизии, товарищ лейтенант, много брянских партизан. Помните, в Орел тогда пришли, вы часть поехали искать, ну, а мы на формировку. Вот нас почти всех в одну часть и зачислили.
— Кто же, интересно, из знакомых? Скажем, политрук Климов?
— Под Ковелем похоронили… В атаке его, товарищ лейтенант.
— Хороший человек был…
— Не говорите…
В это время из деревни прибежал связной, свалился в соседний окоп и крикнул:
— Эй, где тут саперы?
— Здесь! — откликнулся Андреев. — А что?
Связной переполз к лейтенанту, опустился рядом с ним, потеснив рыжего:
— Пакет от комбата полковнику Смирнову! — Из полевой сумки достал то, что назвал пакетом, — обыкновенный солдатский треугольник. Андреев принял его и почесал затылок: рассчитывал отсидеться здесь, реку сейчас пересечь будет нелегко, хотя и поплывут порожняком.
— На всякий случай комбат приказал передать на словах: сегодня отбили пять атак, патронов все равно мало, пусть покрепче поддержат артогнем. И еще: комбат просил как можно скорее наладить с ним телефонную связь!
— Что, товарищ лейтенант, домой айда? — спросил Файзуллин.
— Выходит, так.
— А нельзя малость переждать? — просительно поглядел Трусов на Григория. Тот вздохнул и ответил:
— Нет, Трусов, нельзя. Была бы у Кондратьева связь — другое дело!
Андреев спрятал треугольник в карман брюк: нынче какие-то неудобные гимнастерки выдали — без карманов. Документы приходилось носить в мешочках, которые приспосабливали на груди кто как мог. А сюда поплыли — мешочки с документами оставили у старшины.
Гвардейцы попрощались с новыми знакомыми, вылезли из окопа. Рыжий вдогонку крикнул:
— Старик тоже здесь! Вы ведь знали его?
Андреев остановился, переспросил:
— Старик?
— Ну да, разведчик наш. Он теперь подполковник, главный разведчик в дивизии.
Григорий бежал к лодке и про себя твердил: подполковник, главный разведчик дивизии. Здорово! Петро Игонин — подполковник! Теперь уже наверняка вместе им не быть, если даже и встретятся. И в атаку вместе, плечо к плечу, не пойдут, как было в сорок первом. И одной плащ-палаткой не будут укрываться, есть из одного котелка кашу. Григорий остался, по сути, тем же солдатом, всего лишь взводным, а Петро вознесся вон куда! Тут командира батальона только издалека видишь, у него свои заботы, а у Григория свои. А тут дивизия! Начальник разведки!
Лодка без груза шла ходко. Но обстановка изменилась. Немцы пристрелялись. И сейчас лодку сопровождали грозные фонтаны воды, возникающие то слева, то справа, то спереди. Когда выбрались на стрежень, в воздухе стали гулко, до звона в ушах, лопаться бризантные снаряды. Град осколков обрушился на воду, и она покрылась пузырями. Очередной взрыв оглушающе треснул над самой лодкой. Трусов дернулся, выронил весло и медленно, наклоняясь вперед, свалился на дно лодки. Осколок рассек пилотку, как бритва, и пробил голову. Ребристое дно лодки окрасилось кровью. Андреева одолела тошнота. Он закрыл глаза. Лодку закружило. Новый снаряд, уже обычный, упал рядом и перевернул ее.