Трудный путь к диалогу
Шрифт:
Впервые термин "культ личности" стал употребляться в виде стыдливого эвфемизма для обозначения сталинщины, и сначала даже складывалось впечатление, будто обсуждается чисто академическая проблема о роли личности в истории. Тем не менее, слово "культ" было выбрано удачно. Оно верно отражает религиозный или, если хотите, псевдорелигиозный характер явления.
Лишь в будущем, когда картина бедствия станет достаточно полной, может быть найдено исчерпывающее объяснение случившемуся. Мне же хочется коснуться лишь одного аспекта проблемы: какое место культ Сталина занимает в истории религий именно как культ.
От колдуна до римского императора
Начать придется издалека, с седой древности.
Насколько мне известно, в нашей литературе первый шаг в этом направлении был сделан Л. Шаумяном в его статье "Культ личности", включенной в 3-й том "Философской энциклопедии" (М., 1964). Хотя автор сосредоточен главным образом на политической стороне дела, его бесспорной заслугой является указание на генезис "культа", его связь с сакральными теократическими монархиями древности.
Действительно, обожествление носителей верховной власти было широко известно в ряде государств классического Востока. В царях там часто видели не просто людей, чье господствующее положение санкционировано религией, но и прямых потомков богов, олицетворение сверхчеловеческих сил.
Сотни и тысячи лет этот взгляд воспринимался без критики, как нечто самоочевидное, т. е. принадлежал к категории идей, которые этнолог Люсьен Леви-Брюль называл "коллективными представлениями".
Вера в божественность правителей была составной частью мировоззрения древневосточных обществ и играла немалую роль в их культурной и социальной жизни. Именно эта вера вдохновляла египтян на строительство "вечных домов", пирамид для фараонов (заметим, к слову, что они не были только надгробиями или памятниками, а считались обителями духа царя, который и после смерти продолжал участвовать в делах страны).
Поучительная аналогия с нашим временем: "цари-боги" не слишком рассчитывали на людей творческих и инициативных; своим послушным орудием они делали разветвленную сеть чиновников. О деятельности древних бюрократов свидетельствуют огромные залежи глиняных и папирусных документов, которые находят археологи (а сколько таких документов исчезло бесследно!).
В отдельных случаях можно даже датировать начало царепоклонства. Так, в месопотамской клинописи "божий знак", звезду, стали соединять с именем монарха в III тысячелетии до н. э. при Нарам-Суэне. Однако по большей части истоки царского культа теряются в сумраке дописьменных эпох.
Есть основания думать, что этому культу предшествовали первобытные формы власти, опиравшиеся на магию, на магизм как систему взглядов. Магизм исходил из убеждения, что существует извечный космический порядок, которому человек должен подчиняться и на который он все же способен влиять с помощью определенных действий - магических обрядов.
Хотя на практике магизм часто просачивался в религиозное сознание, по существу он был антагонистом религии. Подлинно религиозное благоговение перед Запредельным вытеснялось в магизме расчетом на власть людей, умеющих принудить космические силы служить своим корыстным интересам.
Отсюда понятно, почему в Библии магия противостоит истинной вере, выражающейся в любви и доверии к Творцу. Это видно уже в сказании о Первочеловеке, посягнувшем на равенство с Божеством. Его претензия на автономную власть ("познание") над природой, над "до6ром и злом" (что в Библии означает весь мир) рассматривается как разрушительная и опасная гордыня,
История первобытного общества наполняет контуры библейского рассказа вполне конкретным содержанием. Лица, которые считались владельцами "рычагов" магии, - заклинатели, шаманы, колдуны - приобрели в этом обществе необъятную власть и влияние. Выражаясь словами Зигмунда Фрейда, маг, кудесник на заре человечества был тем сверхчеловеком, которого Ницше ожидал только от будущего [2][2] Фрейд З. Избранное. Лондон, 1969, т. 1, с, 125. .
Как бы ни толковать это явление (с помощью ли социальных факторов, паранормальных феноменов или внушения), для нас сейчас важно, что оно стало прелюдией к культу монархов и вождей. Джеймс Фрэзер в своей "Золотой ветви" даже пытался проследить, какими путями из сверхъестественного авторитета мага родилась идея сакральной власти, развившаяся на более поздних ступенях цивилизации.
И все же, как это на первый взгляд ни парадоксально, власть "царя-бога" не смогла стать абсолютной в полном смысле слова.
Древний Восток не принял полного тождества воли монарха с высшей божественной волей, с этическими заповедями и традициями религии. Несмотря на спои сакральные прерогативы, правитель, так или иначе, вынужден был считаться с этими заповедями и традициями, выступать их исполнителем и хранителем. Вот почему царям Египта, Вавилона, Ирана постоянно приходилось демонстрировать свое благочестие и заявлять о верности "правде и справедливости". Словом, в принципе, в идее монарх, даже окруженный священным ореолом, не рассматривался как последняя инстанция истины.
Подобное положение вещей создавало для автократии известные ограничения, стеснявшие ее действия, С наибольшей силой такие ограничения проявились в двух культурных очагах - ветхозаветном и древнегреческом.
В Ветхом Завете Закон Божий был недвусмысленно провозглашен эталоном поведения для любого человека, будь он простой крестьянин, вождь или помазанник-царь. Более того, в самой монархической власти Библия видит лишь терпимое зло, своего рода уступку несовершенству людей. "Не тебя они отвергли, - говорит Бог пророку Самуилу, когда народ потребовал поставить им паря, - но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними". А Книга Второзакония повелевает монарху постоянно перечитывать свиток Закона Божия, "чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его, и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево".
Отступления "помазанников" от Закона Божия публично клеймились пророками. Сам статус пророка как свободного глашатая небесной воли позволял проповедникам открытые и резкие выпады против властей, хотя бывали, конечно, случаи, когда за свою смелость они расплачивались свободой и даже жизнью.
Другой вариант контроля над действиями власти мы находим на Западе, в демократических Афинах. Здесь на первый план выступала идея права. Как показал Фюстель де Куланж в своей знаменитой работе по античности, эта идея имела религиозное происхождение и тем сближалась с социальными принципами Ветхого Завета. Но со временем она приобрела рациональный и почти секулярный характер.