Трудный ребенок 2

Томпсон Джон

— Уходите, уходите!

— Мы не виноваты. Ну что тут такого, мы ведь все оплатили.

— Уходите и чтобы больше к нам не заходили!

— О, подумаешь! Высший разряд! Как вы с женщиной обращаетесь? Не приходите! Большая потеря — у вас даже оливки невкусные.

Бенджамин и Эни переглянулись — и весело рассмеялись.

— Эни, на чем вы приехали?

— Мы? Пешком пришли.

— Знаете, назад в таком виде лучше не идти. Мы, кажется, достаточно поели — такое впечатление, что всем, по-моему, не помешал бы десерт. Давайте мы вас с Джуниором лучше подвезем на машине.

Всю

дорогу на заднем сидении продолжалось совещание:

— Джуниор! Слышишь? Твой отец довольно смешной и симпатичный.

— Это он в меня пошел. Твоя мама тоже красивая.

— Слушай, ты извини, что я тебя облила из шланга.

— А ты извини, что я тебя заставил проблеваться на этом аттракционе.

— Мне кажется, твоему папе нравится моя мама. Обычно, когда ей кто-нибудь нравится, я такого сразу переезжаю на машине, а потом на него плюю. Но твой отец что-то меня не очень беспокоит.

— Твоя мама меня тоже не очень беспокоит — она вроде хорошая.

— Будем дружить?

— Давай.

На переднем сидении тоже не стихал разговор — но он, конечно, не был таким глубоким и актуальным.

* * *

Мисс Луанду Дюмор разбудили громкие крики в соседней палате. Какая-то женщина визгливо возмущалась, что ее мужа обрядили в смирительную рубашку безо всяких на то оснований. Да еще ставят ежечасно клизмы, и все из-за безобидного желания иметь большой нос!

Луанда уже поняла бесполезность подобных сетований и молча потянулась. Странно, ничто не сковывало движений,

— Руки? Мои руки развязаны… Но лицо… Боже мой, Господи, что же у меня на лице? Что случилось? Что все это значит?

Уже предчувствуя недоброе, Луанда поднялась с кровати и побрела к зеркалу, которое, как женщина и предполагала, висело в ванной комнате. Как сквозь сон, мисс Дюмор припомнила, что вечером к ней в палату ворвался хирург с бородкой клинышком. Две его помощницы стали накачивать пациентку снотворным, невзирая на ее сопротивление. Потом яркий свет, скальпель… а теперь вот все лицо замотано бинтами…

Повязка отлетела, сорванная трепетной рукой, — и мисс Дюмор издала вопль, заглушив сразу и причитания мисс Клокински, и звуки сирены въезжающего во двор госпиталя санитарного автофургона, и тиканье своих ручных часов.

Размеры и форма носа убивали всякую надежду на замужество.

Была суббота, час ночи.

* * *

Возможно, именно этот крик заставил вздрогнуть пробирающуюся по улицам ночного Нортвила Трикси. Она замерла и прислушалась, хотя звук больше не повторялся, но в нем было столько злобной силы и ярости, что девчушка решила за лучшее не искушать судьбу и припустила со всех ног. Бежала она к дому семейства Хилли на берегу озера.

На крыльце ее, запыхавшуюся и встревоженную, встретил Джуниор:

— А, хорошо! Сумела выбраться?

— Почему ты так поздно позвонил?

— Помнишь, ты сказала, что тебе нравится мой папа?

— Ну, и сказала.

— Так вот, у меня есть совершенно сумасшедшая мысль: я думаю, нашим родителям следует пожениться.

— О чем ты говоришь? Твоего отца уже разобрали.

— Да, но могут возникнуть

некоторые проблемы. Пойдем в комнату, я тебе все расскажу.

Ниппи, успокоенный баночкой «Глотай не жуя», не обратил на маленькую гостью никакого внимания. Но едва Джуниор успел сообщить о пластической операции, которой, наверняка, уже подвергли Луанду Дюмор, внезапно стихли громовые раскаты храпа Большого Бена.

— Ага, ну вот, проснулся дедушка.

Действительно, половицы уже скрипели по знакомому маршруту № 1 Хилли-старшего: спальня — кухня. Но по пути он заметил своего сорванца и его гостью. Удивлению Большого Бена не было предела:

— А ты кто такая? И ты, Джуниор, что не спишь? Тебе пора в постель. О, половина второго! Завтра у твоего отца свадьба.

— Свадьбы не будет! Я из Луанды сделал такую уродину, что на ней уже никто не захочет жениться.

— Внучек, ты вроде сообразительный мальчик. Ха-ха! Уродина! Ну и что? Луанда Дюмор для меня — и надеюсь, для твоего отца тоже — означает финансовое возрождение. И я не допущу, чтобы хоть кто-то стоял у меня на пути. Боже, кто дал Ниппи эту гадость? Ну, Ниппи, фу… А вам, малыши, пора в кровати.

Глядя на внушительную в своей строгости спину удаляющегося Большого Бена, Трикси тревожно заметила:

— По-моему, твой дед — это проблема.

Уловив нерешительность в голосе подруги, малыш поспешил вернуть уверенность союзнице, подбодрив ее перспективой веселой авантюры:

— Да никакая он не проблема. Смотри!

И Джуниор бросился к Большому Бену, пытаясь повалить того на ковер. Но если бы не помощь Трикси, вряд ли бы задуманное удалось малышу. Вдвоем же ребятишки одолели старину Бена, не тронув занявшего позицию строго невмешательства Ниппи. Однако пес при этом не изменил своему хозяину: он остался верно охранять связанного малолетними озорниками седовласого друга.

Джуниор и Трикси, нейтрализовав не ожидавшего от них такой прыти старину Хилли, бросились к Камню Любви, спеша успеть до восхода солнца побывать у святилища древних инков.

— Я уже устала, Джуниор, не так быстро!

— Ну, напрягись, Трикси, не разваливайся на части. Это единственный способ объединить наших родителей.

— Я не разваливаюсь. Пошли…

И две тени, застывшие было на мгновение, вновь тронулись в путь, заскользили по кажущимся таинственными в лунном свете улицам окраины Нортвила. Две тени, два силуэта маленьких ребятишек, которые среди ночи пошли просить помощи у древнего символа индейцев.

Громада доломита, ныне установленная на пьедестале, раньше лежала на вершине холма в шести милях от города. Легенды говорили, что до изумительной точности обработанный шар, на котором неизвестный мастер выдолбил лунку в виде сердца, не раз приносил удачу влюбленным, разлученным, на первый взгляд, неодолимыми препятствиями.

Еще не так давно камень являлся объектом настоящего паломничества: перед свадьбой к нему приходили женихи и невесты из всех окрестных селений. В последние годы, правда, у камня редко просили помощи. Рассказы о таинственных свойствах камня воспринимались как седая легенда, красивая, но содержащая небольшую долю истины.