Трудный Роман
Шрифт:
Шестеро из 10 «Б» дежурили в вестибюле, гардеробе и на этажах. Среди них Костя и Роман. Их пост — у главной входной двери. Беспокойно было только первый час, когда прибегали опоздавшие и каждому нужно было открыть дверь.
По распоряжению завуча главную входную дверь держали во время уроков запертой.
После второго урока к ним независимо, словно два королевских мушкетера, подошли дежурившие на втором этаже Чугунов и Черникин и попросили открыть дверь, чтобы покурить за углом.
— Никому
Чугунов и Черникин смерили Романа уничижительным взглядом и, ни слова не говоря, направились дальше все той же независимой походкой королевских мушкетеров.
Спустя четверть часа Черникин и Чугунов, оказавшиеся каким-то образом на улице, тарабанили в дверь. На шум пришел завуч, стал отчитывать ребят. Они объяснили, что их выпустила на минутку нянечка, а кто-то закрыл дверь.
— Ты зачем это сделал? — спросил Чугунов Романа, когда все вышли из учительской.
— Буду я перед тобой оправдываться, — проворчал Роман. — Много чести…
— Да это уборщица, наверное, сама и закрыла, — высказал предположение Костя. — Правда, Роман?
Роман не ответил.
— Но пасаран! — твердо заявил Черникин. — Этот номер ему не пройдет. При свидетелях обещаю!
… Накануне школьного вечера отдыха Женя носилась по школе как угорелая. Роман несколько раз пытался поговорить с ней — безуспешно.
— Некогда сейчас, Ромка, потом, потом, видишь, сколько еще надо успеть, — на ходу торопливо и возбужденно говорила она и скрывалась из виду.
Она мелькала то тут, то там: с одним о чем-то договаривалась, другого ругала, кому-то давала последние наставления. Но Роман не намерен был отступать. Он решил во что бы то ни стало объясниться с ней именно сегодня.
Уроки кончились, когда он снова подступился к ней:
— Женя, всего минуту… Это очень важно.
— Да ты с ума сошел! — изумленно уставилась она на него. — У меня ни минуты свободной… Неужели потом нельзя?
— Не хочешь, очень жаль, — огорчился Роман.
— Да не могу, о господи, занята, — всплеснула Женя руками. — Вот чудак человек…
Ни слова более не говоря, Роман круто повернулся. С непроницаемым лицом, холодным огнем в глазах, твердо сжав губы, он направился прочь. Он был ужасно, до слез обижен.
Катя метала громы и молнии. Подумать только, какой скандал! Какой стыд! Щеки у нее побелели от гнева, и, казалось, еще ярче загорелись темные глаза. Где Пономарев? Сейчас она ему покажет.
— А что случилось, Катюша? — заискивая, вьется вокруг Черникин, предвкушая скандал. — Может, нужна моя помощь?
— Иди ты знаешь куда… — сердится Катя и замахивается на него кулаком.
— Бей своих, чужие бояться будут, — хохочет Черникин. —
Спустя минуту он привел Пономарева, растерянного и взлохмаченного, на суд праведный.
— Тебе поручали встретить старого большевика? — спрашивает Катя таким ледяным тоном, от которого бедняга даже вздрогнул.
— Поручали. Я встретил, — встрепенулся Пономарев, обрадовавшись, что ни в чем не виноват. У него была тайная мысль пригласить Катю на вальс.
— Ну и кого же ты встретил, балда?
— Как кого? Ветерана, — снова пугается Пономарев Катиного жесткого тона. — Того самого. Участника революции и гражданской войны. Он сам подтвердил, что участвовал.
— А сторожа нашего, Кирилла-и-Мефодия, ты раньше никогда не видел? Ну, старичка, к которому мы в седьмом бегали проверять ошибки. Он грамматику здорово знает…
— Не помню, может, и видел… — У Пономарева сразу упал голос.
Юрка Черникин широко открывает рот и глубоко дышит, якобы изнемогая от смеха.
— Он его под ручку от самого парадного тащил, — сообщает он. — Кирилл-и-Мефодий в рабочей робе. Не хочет идти, упирается, а он ему: идите, идите, вас ждут в президиуме, пожалуйте бриться… А я-то решил, что он его по твоему поручению волокет…
— Эх, ты, — говорит Катя, — ценитель прекрасного! Тициан, Рафаэль, Микеланджело, — передразнивает она. — Умники какие-то дверь закрыли, а настоящий ветеран в другую школу ушел. Оттуда позвонили, спасибо вам говорят.
— Это я закрыл, — признается бедняга Пономарев.
— Ладно, иди, — машет рукой Катя. — Что с тебя, Рафаэля, взять…
— Кать, а Кать, — взывает Пономарев с последней надеждой. — А может, дадите слово Кириллу-и-Мефодию? Он ведь тоже участвовал. Какая разница? Даже интересней. Свой все-таки.
— Постой-постой, — тихо говорит Катя и как завороженная смотрит на Пономарева. — Да знаешь, кто ты, Вовка? Ты гений. Ты мой светлый белобрысый ангел. Да ты знаешь, какая это будет сенсация! Ведь у нас никто не знает, что Кирилл-и-Мефодий наш собственный живой ветеран. А мы-то чужих приглашали. Где он? — почти кричит в восторге она.
— В президиуме на самом краешке уместился, — не в силах сдержать чувства, орет Черникин. — Бежим!
И все трое помчались по гулкому коридору к актовому залу.
Успех выступления Кирилла-и-Мефодия превзошел все ожидания. Оказалось, он воевал во время гражданской войны в армии Буденного, был знаком и с Ворошиловым. И все, что казалось такой далекой историей, вдруг ожило, приблизилось.
Удался и хроникальный киномонтаж по истории комсомола. После него состоялась товарищеская встреча смешанных команд из 10 «А» и 10 «Б», которая проводилась по подобию телевизионных КВН и за которую отвечала Женя Синицына.