Трудный сезон
Шрифт:
10 декабря наступило потепление: спирт вылез из колбочки и полез вверх, достигнув отметки -55°. А на следующий день подлетел до -47°. Ну, это уже совсем тепло. Можно вставать на лыжи и катить снова к пирожкам.
Об охоте думать не приходилось. Надо сначала выжить.
Я тщательно оделся, прикрыл хорошенько за собой дверь и пошел по лесной лыжне, пробитой до шестидесятиградусных морозов. Два километра я тогда протаптывал два дня, проделав в снегу целую траншею. И успел обойти еще до сильных морозов тот коварный участок реки, на котором вляпался с Мальчиком почти месяц назад в предательскую верховодку. И вот сейчас мы сравнительно легко прошли этот лесной участок, выскочив на реку за пределами опасной зоны. Идти по реке тоже было нетрудно, так как морозы сделали свое дело и сковали поверхностную воду. А
В тот самый час, когда я уходил к Андрею, он сам шел из базы по направлению к нижней своей избе, где отсиживался в морозы его напарник Володя. Так что, когда я через три часа подкатил к базе, она была еще теплая. На столе лежала записка, где помимо указания расположения пищи Андрей спрашивал, какой приманкой мы пользуемся при ловле соболей. Ха! Они все никак не поймут, что дело совсем не в приманке. Пока я отсиживался, точнее, отлеживался у себя в избе, много думал, почему в одних случаях голодный соболь лезет в капкан, а в других — нет, даже если они и неходовые, местные. Например, в прошлом году голодный соболь брал приманку, а в этом не берет, хотя в этом году он тоже голодный. А все, по-моему, вот в чем.
Когда пищи нет, соболь вынужден много ходить в поисках ее. Но в этом поиске он не теряет бдительности и ко всякому неестественному запаху или предмету относится с опаской и осторожностью. Он предпочтет лучше пройти лишние несколько километров, чем отважится взять непривычную для естественных условий пищу. Все-таки он не дурак и разбирается, что естественное, а что искусственное. Так он поступает в этом году. Но когда ареал поиска его ограничен, когда неподалеку ходит такой же голодный собрат, готовый посягнуть не только на твою территорию, но и на тебя самого, выбирать не приходится. Голод — не тетка, и соболь берет все, что подвернется съедобного на его пути. Так было в прошлом году, когда на той же территории плотность соболей была в десять раз выше. И хотя мышей и птицы тогда было немало, но охотников на них было еще больше. Каков же выход? А все тот же. Я по-прежнему считаю, что надо ловить лишь ходового соболя, то есть лишь в местах их обилия, в местах высокой плотности. А в такие годы как нынешний, в наших угодьях делать просто нечего, незачем терять время. Брать же с собакой, пока она идет, — значит подрывать естественный ресурс. И нечего изощряться, чтобы, как-то обмануть зверька и заманить его в ловушку. Это только приведет к падению общей численности соболей в стране что и происходит (и происходило в прошлом) в районах, где хитрых охотников больше, чем несчастных ценных зверьков.
Вот что я отвечу Андрею с Володей. Но я не уверен, что меня поймут правильно. Хоть я и пекусь о сохранении фауны но и я, и Андрей, и многие другие промысловики должны на что-то жить. Ничего другого пока не придумано. Поэтому нам нужны соболя, чтобы дотянуть до следующего сезона. Такова проза жизни. Она противоречит моим убеждениям, но, чтобы жить, я должен все-таки добывать, отбросив в сторону всякие умствования…
Безысходное положение
Ребята пришли через день, то есть 14 декабря. Я спросил их о результатах охоты и узнал, что у них та же картина, что и у меня. Андрей и без меня пришел к выводу, что охоту в этом году пора кончать. Володя еще колебался. Он новичок. Придан Андрею в этом году в качестве стажера. Возвращаться в первый же сезон ни с чем ему обидно. Да и вложил он в это предприятие слишком много. Не говоря о затраченных средствах на экипировку и всевозможное оборудование, куда вошли и бензопила, и лодка, и многое другое, он распрощался и с прежней профессией, и с работой. Для городского человека это большая жертва. Впрочем, мы с Андреем уже прошли через это и, когда Володя еще прошлой осенью, сплывая в качестве туриста по Вахте, разговорился с Андреем, тот его предупредил. Так что пенять не на кого. Такова жизнь. Без риска не бывает авантюр. А уход в трапперство для современного человека равносилен авантюре. Поэтому все идет нормально.
К моему приходу у них на двоих было всего два соболя. Правда, впереди еще почти полмесяца. А в декабре зверьки все-таки должны зашевелиться. Ведь чем сильней мороз и глубже снег тем, с одной стороны, больше пищи нужно зверю, а с другой — тем труднее ее добыть. Значит, соболя начнут теснить друг друга, и появятся наконец ходовые экземпляры. Пусть не в большом количестве, но все равно они должны быть. И надежды терять не стоит.
Однако Андрей решил уезжать домой, в Москву. Он заявил, что суровые и опасные условия нынешнего сезона не окупятся, даже теми 10–15 соболями, которые, может быть, и появятся, к концу зимы. Эта зима и для ребят оказалась трудной, хоть им и не пришлось изведать прелестей купания в ледяных ваннах. Но уже одно отсутствие дичи и зверя в тайге не вдохновляло на дальнейшие испытания в условиях морозного и снежного стресса. Одна из их избушек находится тоже в 20 километрах от соседей, и переход к ней всякий раз сопровождался риском и огромными трудностями: каждый раз лыжня заносилась начисто, а засечки удавалось найти не всегда, так как, во-первых, они тоже заносились, а во-вторых, подходить приходилось в сумерках, когда и без того плохо все видно. Такой же собаки, как мой Мальчик, у них нет, хотя собак четыре. Они быстро выбиваются из сил и не хотят идти впереди. В общем, горя хлебнуть ребятам тоже пришлось. А ведь они ходили все время вдвоем. Но, видно, легче от этого было не намного.
Итак, мы собрались все вместе в одной избе. Несмотря на то, что изба большая и нар хватало на всех, теснота все же ощущалась. Ведь было еще и пять собак, из них три кобеля, вечно рычащих друг на друга. У Андрея были все те же собаки: Рыжий (старый «друг» Мальчика) и сучка, а Володя купил двух собак у вдовы погибшего в прошлом году охотника. Это те самые собаки, что полмесяца лежали у трупа хозяина, пока их не подобрали спасатели с вертолета.
Я боялся возвращаться к себе из-за все той же воды и морозов, которые могли запереть меня надолго, и я не успел бы подойти к самолету, который садится зимой только здесь, на базе. Пока мы жили вместе, морозы отпустили, снова повалил снег, и на реке вновь выступила вода. Я все-таки попытался раз пробиться, но безуспешно, и после этого не предпринимал более попыток. А надо было проверить капканы и рассторожить их. Ведь я тоже намеревался улететь в Москву.
Убедившись, что пробиться к себе невозможно, я стал охотиться в окрестностях базы, на территориях, не занятых путиками ребят. Но эти походы мало что давали. Я в основном убивал время, чтобы не скучать. Правда, в эти дни удалось подстрелить с дюжину птиц и поймать в капканы двух зайцев, по-моему, единственных на всю округу. Как-то обнаружив у поваленной березы массу заячьих следов, я замаскировал там капкан и на следующий день принес одного зайца. Тогда я повалил еще одну березу. А когда убедился, что и здесь появился зайчишка, снова поставил капкан и снова поймал белоснежного грызуна. После этого свежих следов больше не появлялось.
Ребята же тем временем сходили в одно из своих зимовий и принесли двух соболей. Все-таки соболь появился, как и ожидали. Но такой хилый подход не изменил решения ребят прекратить сезон. Возможно, на моих путиках тоже застряла пара-тройка соболей. Но как их достать?
Последние дни декабря сидели дома в ожидании самолета. Ребята рассторожили все капканы на своих путиках, спрятали в лесу ценные вещи до следующего года и отдыхали, предаваясь размышлениям о превратностях жизни. Мы с Мальчиком тоже отдыхали. Если было жарко, Мальчик залезал под мои нары; ночью же, когда изба остывала, он забирался ко мне наверх и храпел, как мужик, бесцеремонно развалившись. Я его не гнал, потому что он согревал меня. Конечно, вставать и подтапливать печь приходилось. Но мы обычно тянули до последнего, и делал это тот, кому было холоднее всего.
Предновогодние дни стояли пасмурные и серые. Солнце не показывалось совсем. Полярной ночи, конечно, не было, но днем эту серость назвать было трудно. Вообще декабрь — самый унылый и неприятный месяц в этих местах. День уменьшается, морозы увеличиваются. Круглосуточно торчать в избе — сплошное уныние. Кроме приемника, никаких развлечений. Многие охотники берут старые журналы и газеты, ну и книги, разумеется. А один из наших, тоже приезжий, помимо книг возит портативный проигрыватель с долгоиграющими пластинками. Все эти атрибуты быта, конечно, скрашивают довольно убогое существование в тайге.