Трудный выбор
Шрифт:
Я размышлял над иронией судьбы. Когда герцог впервые поведал нам о своем плане, мы не хотели принимать в нем участие. Он рассказал о ситуации леди Розмари: что у нее всего один месяц на то, чтобы полюбить или она станет монахиней. Герцог хотел, чтобы мы боролись за ее любовь, делали все, что в наших силах, чтобы завоевать ее. Не только ради нее, но и ради нас. Он был серьезен как никогда, говоря, что нам давно пора остепениться и жениться. И все же мы были самыми близкими друзьями, и по дороге в Эшби обсуждали, как неловко нам соревноваться друг с другом за любовь одной
чтобы герцог обо мне договорился. Но, несмотря на наши сомнения, он привел нас к своей крестнице. И когда леди Розмари вышла к нам в тот первый день, с золотыми локонами до талии, струящимися мягкими волнами, и очаровательной улыбкой, наши сомнения исчезли. После обмена одобряющими хлопками по спине, мы решили оставаться друзьями и уважительно относиться к друг другу несмотря ни на что. Я пошел на поводу у герцога, но не из-за красоты леди Розмари, а больше потому, что я стал свидетелем ее доброты к замученным преступникам на рынке. Она проявила человеколюбие, когда никто другой этого не сделал. Я не мог перестать восхищаться ею, хотя и пытался. И теперь мои противоречивые желания огорчали меня. С одной стороны, я жалел, что мой бесстрашный господин толкнул меня на это легкомысленное соперничество. Но после встречи с ней, мое сердце и поступки удивили меня. Я не мог отрицать, что питал надежду узнать ее получше за этот месяц.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем аббат приблизился к креслу, и остановился всего в нескольких футах от меня и моих спутников.
— Ваша светлость, — сказал он, слегка поклонившись леди Розмари. — Я
говорил с шерифом, и он просит прощения за беспокойство.
Я пристально посмотрел на шерифа. Даже с другого конца комнаты по его хмурому взгляду и напряженным плечам было ясно, что он все еще зол.
Узнал ли он во мне рыцаря, который ворвался к нему в дом? Тогда я был в шлеме и доспехах. Но взгляд шерифа не давал повода сомневаться в этом.
— Если вы его милостиво простите, — продолжал аббат, — он согласится уйти мирно, не выдвигая обвинений против кого-либо из рыцарей.
— Может быть, мне самой поговорить с шерифом? — предложила леди
Розмари.
Аббат наклонился и понизил голос, но я услышал его:
— Его гордость уязвлена, ваша светлость. Это будет ему уроком на будущее.
Бушевавшее противостояние, отразившееся на лице леди Розмари, сменилось смирением:
— Очень хорошо. Пусть уходит. Но скажите ему, что я не хочу видеть его в своем доме в ближайшее время.
Мне хотелось бы, чтобы она допросила шерифа. У этого человека была бунтарская позиция, которая не сулила ничего хорошего. Но я придержал язык. Леди Розмари была молодой и неопытной правительницей. Ей еще многому предстоит научиться, а учить ее я не имею права.
Когда охранники провожали шерифа, его взгляд встретился с моим еще раз. Мой пульс застучал, и рука упала на рукоять меча. Я мало что знал о шерифе, но по насмешке в его глазах понял, что нажил себе врага.
Как только шериф ушел, аббат обратился к леди Розмари:
— До меня дошли слухи о вашем решении принять план герцога.
— И что вы думаете об этом? — Она выжидающе смотрела на него.
Его лицо оставалось невозмутимым, но глаза были полны беспокойства:
— Я только надеюсь, что это не причинит вам боль, миледи.
На лице леди Розмари отразилась нерешительность.
— Я поддержу вас в любом случае, дитя мое, — продолжал он, — но меня беспокоит, что после такого веселья в течение месяца вам будет труднее войти в монастырь и оставаться смиренной.
— Меня это тоже беспокоит, — призналась она.
Ее взгляд скользнул по нам троим. Я сдержал вздох от ее сомнений.
Что-то в выражении моего лица, должно быть, привлекло ее внимание, потому что она смотрела на меня на секунду дольше, чем на остальных, как будто я произнес свои опасения вслух.
— Это рискованно, — сказал герцог, сидевший рядом с ней. — Но вы готовы пойти на такой риск?
Она медлила с ответом. Мои мышцы напряглись, ожидая, что она скажет «нет», хотя я понимал, что должен был бы чувствовать облегчение.
— Еще, — продолжал аббат, наморщив лоб так, что тонзура опустилась к тонким бровям, — я опасаюсь, что люди герцога будут чрезмерно искушать вашу светлость. Вы чисты и непорочны, и я хотел бы быть уверенным, что останетесь такой.
Протестующее рычание поднялось в моей груди, и прежде чем я смог остановить себя, шагнул вперед:
— Ваши слова оскорбляют леди Розмари. Она никогда не опозорит себя.
И мы никогда не причиним ей вред, мы можем только возносить ей почести всеми возможными способами.
Как только эти слова слетели с моих губ, передо мной возникло воспоминание, когда мы остались наедине: какой красивой она была.
Неужели мы можем ненамеренно причинить вред леди Розмари своими чувствами и желаниями? У меня внутри все сжалось. Не дай Бог.
Мой друг положил руку мне на плечо, молча призывая к осторожности.
Герцог кивнул мне и повернулся к аббату:
— Я понимаю ваши опасения, аббат. Мои рыцари — всего лишь молодые мужчины. Им слишком долго отказывали в удовольствии женского общества.
Глаза леди Розмари расширились от признания герцога, щеки порозовели. Я невольно обратил внимание на нежелание аббата, чтобы леди
Розмари понимала, насколько искренен герцог. Хотя мне не хотелось оставлять позади свои воинственные привычки, я не мог отрицать свою потребность испытать любовь женщины или притяжение, которое я чувствовал к леди Розмари. И все же, было ли мое влечение к ней чем-то особенным, или меня сейчас потянет к любой женщине?
— Тем не менее, — продолжал герцог, — я буду наблюдать за всеми событиями и прогулками, танцами и рыцарским турниром. Я позабочусь о том, чтобы леди Розмари всегда сопровождали мои люди. Мы сделаем все возможное, чтобы лелеять и защищать ее чистоту.